- Нет сомнения! Дня не проходит, чтобы где-либо не появилась статья, высмеивающая и отвергающая создание "русской партии". Глупость, де, это. И даже расизм. Объединения "русских" в партию или независимое движение истеблишмент боится, как огня. Левая печать особенно. И, кстати, напрасно... Названия газет? - Профессор перечислил несколько. - Все одинаково провинциальны и, за редким исключением, безграмотны. Страх перед непредсказуемой силой осмелевшего русского еврейства заставляет их биться в истерике. Свою больную мысль они пытаются превратить в стереотип сознания новичков, используя для этого любое интервью. Даже интервью с Натаном Щаранским, человеком, слышал, достойным, хотя во многом меня и настораживающим... Они знают, он противник создания "русской партии", и поэтому каждый раз это акцентируют... Осознает ли Щаранский, что его имя стало картой в политической игре банкротов? Пока что не ведаю. По моему, у этого парня своя игра... С вашего разрешения, не будем останавливаться на вашем любимом герое. Это частность... Сегодня мы говорили о "расколдованности". К ней и вернемся, если не возражаете? Итак, следующий феномен обозначим под номером "3" - это твоя страна. О том и речи политиков, и статьи, и шапки газет: это болезненная точка в сознании советского еврея, который давно начал подозревать, что "Союз нерушимый" не совсем его страна. Или вовсе не его страна. А тут, едва он сходит с трапа самолета "Эль Аль", пресса начинает заклинать: "Это твоя страна". Твоя! Твоя! Это - расхожий стереотип. Сила его в том, что он правдоподобен: Израиль - еврейское государство, свой дом. И вот сионистский стереотип возвращается ныне к властям бумерангом: если это МОЙ ДОМ, то все, что происходит в стране, меня касается лично...
Со всеми феноменами разобрались только к полудню. Аврамий Шор произнес незнакомое гостям слово "авсака" - перерыв. Американцы поняли его без перевода, когда Аврамий загремел кофейником и еще какими-то сосудами для размола и варки кофе.
- Чашечку по-иерусалимски, - объявил хозяин горделиво. -Даже сабры хвалят. Мое новое хобби. Кстати, немыслимо возвысившее меня в бригаде уборщиков, - добавил он, смягчая ироничный тон улыбкой.
- Я бы хотел вернуться к теме с другой стороны, доктор Шор,- сказал Сэм, выпив кофе и отодвигая от себя чашечку китайского фарфора с отбитой ручкой. - Но вначале мне хотелось бы узнать ваше мнение, доктор, по вопросу... э-э... капитальному. Правда ли, что образованную русскую алию встречают здесь, по утверждению... м-м.. иных, как холеру, чуму и спид, вместе взятые. Может, дело в языковом барьере. Моя твоя не понимает, как шутят в России. Не в этом ли суть?
Аврамий Шор усмехнулся. Вспомнил свой первый деловой визит в Израиле. Министерство труда заказало ему и еще двум социологам из России карту профессиональной структуры алии. Под
писали диговор на сто тысяч шекелей. По америкаиским стандартам, копеечный, но, как говорят в России, солдат и сухарю рад. Оставалось лишь найти организацию, которая взяла бы ученых из России под свое крыло. Без этого, предупредили, невозможно оформить оплату... Профессор и его коллеги отправились в Иерусалимский Университет, в Центр по исследованию европейского еврейства, который долгие годы возглавлял известный профессор-историк Этингер. Знаменитый Этингер, как оказалось, почил в бозе, встретил его преемник маленький тихий еврей профессор Ребиндер, собрал свой ученый народ. Четыре часа обсуждали проект. Охи-ахи! Восторги! Прислали бумагу, что обсудили с величайшим интересом: проект имеет для страны судьбоносное значение, но относится, скорее, к сфере деятельности факультета социологии. Зашагали на факультет социологии, где все повторилось точь-в-точь. Четыре часа обсуждения. Охи-ахи! Судьбоносно! И ответ по почте: все замечательно, но, поскольку речь идет о европейской эмиграции, это, скорее, сфера действия Центра профессора Ребиндера... Тем же приемом их отфутболили еще из шести мест. В конце-концов, они обошли все факультеты и научные организации. И получили однозначный по смыслу ответ: "Нам не нужны ваши сто тысяч шекелей, а еще больше нам не нужны вы!"
Аврамий стал разливать остаток кофе, Сэм остановил его: - Я пасс, это не для моего сердца!