Пароход назывался «Посейдон» (греческие буквы четко выделялись на белом туловище: ΠΟΣΕΙΔΟΝ) и состоял из двух палуб, ресторана, бильярдной, кафе, сауны, массажного кабинета, солярия и комфортных кают. Профессор и Карен занимали всегда одну и ту же каюту, с большой двуспальной кроватью, ванной, столиком, двумя креслами и микроскопическим письменным столом. На полу — мягкий ковер кофейного цвета: Карен всегда надеялась найти в его длинном ворсе сережку, потерянную четыре года назад. Из каюты можно было выйти прямо на палубу первого класса и по вечерам, когда профессор засыпал, Карен охотно пользовалась этой привилегией — она любила постоять у бортика и, глядя на проплывающие вдалеке огоньки, выкурить единственную за день сигарету. Палуба, нагретая за день солнцем, теперь отдавала тепло, а от воды уже поднимался темный холодный воздух, и Карен казалось, что граница дня и ночи проходит через ее тело.
— Песня — о боге великом, владыке морей Посейдоне. Землю и море бесплодное он в колебанье приводит, на Геликоне царит и на Эгах широких. Двойную честь, о земли Колебатель, тебе предоставили боги: диких коней укрощать и спасать корабли от крушенья. Слава тебе, Посейдон, — черновласый, объемлющий землю! Милостив будь к мореходцам и помощь подай им, блаженный![143]
— произносила она вполголоса, а затем бросала богу едва начатую сигарету, свою дневную пайку, эпатаж чистой воды.Маршрут круиза все пять лет оставался неизменным.
Из Пиреуса корабль направляется в Элефсис, затем в Коринф, а оттуда снова на юг, на остров Порос, где туристы осматривали руины храма Посейдона и гуляли по городку. Потом они плыли на острова Киклады. Круиз был задуман неторопливым и даже ленивым, чтобы пассажиры успели впитать в себя солнце и море, виды городов, их белые стены и оранжевые крыши, благоухающие на островах лимонные рощи. Сезон еще не начался, так что отсутствовали толпы туристов, о которых профессор всегда говорил с неприязнью, даже не скрывая своего раздражения. Он говорил, что туристы смотрят, но ничего не видят, а лишь скользят взглядом, замечая только то, о чем пишет путеводитель, выпущенный миллионным тиражом, этакий книжный «Макдональдс». Затем они остановятся на Делосе, где осмотрят храм Аполлона, и наконец через острова Додеканезы двинутся на Родос — там круиз закончится, и пассажиры разлетятся из местного аэропорта по домам.
Карен очень любила эту послеобеденную пору, когда они причаливали в каком-нибудь маленьком порту и, переодевшись для прогулки (профессор непременно повязывал свой фуляровый платок), отправлялись в город. Здесь нередко останавливались и большие паромы, и тогда местные купцы сразу открывали свои лавочки, предлагая пассажирам полотенца с названием острова, наборы ракушек, губки, смеси сушеных трав в изящных корзиночках, узо[144]
или хотя бы мороженое.Профессор бодро шагал, палкой указывая на достопримечательности — ворота, фонтаны, руины, отделенные простенькой загородкой, — и рассказывая то, чего его слушателям нипочем не найти в самых лучших путеводителях. Однако в контракте эти прогулки не значились. В обязанности профессора входила только одна лекция в день.
Он начинал:
— Полагаю, что для существования человеку и цитрусовым необходимы примерно одни и те же климатические условия.
Профессор устремлял взгляд в потолок, усеянный маленькими круглыми лампочками, и делал паузу — чуть длиннее, чем нужно.
Карен стискивала руки так, что белели костяшки пальцев, но ей, кажется, удавалось изобразить заинтересованную, чуть озорную улыбку: приподнятые брови, ироническое выражение лица.
— Из этого и будем исходить, — продолжал тем временем ее муж. — Неслучайно территория греческой цивилизации в целом совпадает с ареалом произрастания цитрусовых. За исключением этого солнечного животворного пространства, все подвергается медленной, но неизбежной дегенерации.
Это напоминало длинный неспешный старт. Карен всегда преследовал этот образ: самолет профессора качнулся, колеса вязнут в рытвинах, может, даже съезжают со взлетной полосы — теперь придется стартовать с газона. Однако в конце концов машина взмывает в воздух — колеблясь и раскачиваясь, но уже нет сомнений, что полет состоится. Украдкой Карен облегченно вздыхает.