Бегуны

Когда по электронной почте пришло это письмо, она не сразу поняла, от кого оно — кто скрывается за этим именем и фамилией и почему обращается к ней так фамильярно. Амнезия продолжалась секунд десять — стыдно… Письмо притворялось — как она потом поняла — рождественским, поздравительными. Оно пришло в середине декабря, у них тут как раз начиналась жара. Но содержание явно выходило за рамки обычных праздничных формул. Оно показалось ей зовом через обратный конец рупора — далеким, приглушенным, неясным. Она не все поняла, некоторые фразы ее встревожили, например такая: «Жизнь кажется отвратительной привычкой, над которой я давно уже не властен. Ты когда-нибудь бросала курить?» Да, она бросала. И это было непросто.

Она несколько дней обдумывала это странное послание от человека, которого знала более тридцати лет назад и с тех пор ни разу не видела, которого совершенно забыла, но которого когда-то — на протяжении двух ярких юношеских лет — любила. Она ответила вежливо, по-дружески, совершенно другим тоном, и письма стали приходить ежедневно.

Эти послания лишили ее покоя. Видимо, они разбудили дремавший участок мозга, в котором хранились те годы, раздробленные на отдельные картинки, на обрывки диалогов, на ленточки запахов. Теперь каждый день, когда, собираясь ехать на работу, она садилась в машину и поворачивала ключ в замке зажигания, в ней включались эти записи, фильмы, снятые любительской камерой, выцветшие или даже черно-белые, жанровые сценки, мгновения — бессистемно, бессмысленно, беспорядочно, и, что с ними делать, было совершенно непонятно. Вот, например: они едут за город (хотя скорее это можно было назвать городком), на холмы, туда, где проходит линия высокого напряжения, и разговаривают под аккомпанемент низкого и однообразного жужжания: напряжение не нарастает и не спадает, и эти звуки словно бы образуют аккорд, подчеркивающий важность момента. Они держатся за руки, это время первых поцелуев — странных поцелуев, иначе не скажешь.

Их лицей располагался в старом холодном здании — два этажа широких коридоров, от которых отпочковывались классы. Все кабинеты выглядели практически одинаково: три ряда парт да учительский стол. Доски с темно-зеленым резиновым покрытием — их можно было поднимать и опускать. Дежурному по классу вменялось в обязанность смачивать перед уроком губку. На стенах висели черно-белые мужские портреты, женское лицо было только одно, в кабинете физики — Мария Склодовская-Кюри[106], свидетельство равенства полов. Эти ряды лиц над головами учеников, видимо, должны были напомнить им, что каким-то неведомым образом провинциальный лицей является членом огромной научной семьи, продолжателем великих традиций и частью мира, в котором все можно описать, объяснить, доказать, продемонстрировать на наглядном примере.

В седьмом классе она заинтересовалась биологией. Где-то раздобыла статью (возможно, отец подсунул) о митохондриях[107]. О том, что, вероятно, в глубокой древности, в праокеане они были самостоятельными существами, которых затем захватили другие одноклеточные и на протяжении всей последующей истории заставляли трудиться на благо кормильцев. Это рабство санкционировала эволюция — и вот появились мы с вами. Именно так все это описывалось, такими терминами — «захватили», «заставили», «рабство». Честно говоря, это всегда ее тревожило. Предположение, что все началось с насилия.

В лицее она уже твердо решила стать биологом и с увлечением занималась биологией и химией. На уроках русского языка сплетничала и обменивалась записочками с одноклассницами. На польском отчаянно скучала, пока в десятом классе не влюбилась в мальчика из параллельного класса, который носил те же имя и фамилию, что и автор письма, и лицо которого она теперь пыталась припомнить. Так что, пожалуй, о позитивизме и «Молодой Польше»[108] она узнала немного.

Ее ежедневный маршрут — это путь маятника по плавной дуге, восемь километров по берегу, туда и обратно, из дома на работу и с работы домой. Море — неизменный участник этих поездок, так что путешествие ее вполне можно назвать морским круизом.

Однако на работе она забывала о письмах, занималась только своими делами, которые не оставляли времени для туманных воспоминаний. Отъезжая от дома и вливаясь в поток автомобилей на шоссе, она всегда испытывала легкое возбуждение — столько всего предстояло сделать в лаборатории и в офисе. При виде знакомых очертаний низкого застекленного здания ее сознание переключалось, мозг начинал работать более продуктивно и сосредоточенно, словно хорошо смазанный мотор, верный и надежный.

Она участвовала в большом проекте по борьбе с вредителями — ласками и опоссумами, легкомысленно завезенными сюда человеком и теперь уничтожавшими эндемические популяции птиц (главным образом животные поедали птичьи яйца).