Хэтти провела Робин обратно в фермерский дом, через резные двери с драконом и по лестнице с алым ковром. Они прошли по коридору с черными блестящими дверями, затем поднялись по второй лестнице, узкой и без коврового покрытия, которая вела в коридор с покатой крышей. В конце коридора находилась простая деревянная дверь, которую открыла ее спутница.
Когда Робин вошла в маленькую чердачную комнату, на нее обрушился неприятный запах человеческой мочи и фекалий. Луиза сидела рядом с детской кроваткой. На полу, застеленном листами старой газеты, стояли различные картонные коробки, а также частично заполненный черный мусорный контейнер.
— Скажи Ровене, что делать, Луиза, — сказала женщина, сопровождавшая Робин, — а потом можешь идти спать.
Она ушла.
Робин в ужасе уставилась на обитателя кроватки. Джейкоб был примерно трех футов в длину, но, несмотря на то, что на нем не было ничего, кроме подгузника, он не был похож на малыша. Его лицо осунулось, тонкая кожа обтягивала кости и торс; его руки и ноги были атрофированы, и Робин могла видеть синяки и то, что она приняла за пролежни, на его очень белой коже. Казалось, он спит, его дыхание было гортанным. Робин не знала, болезнь ли, инвалидность или постоянное пренебрежение привели Джейкоба в такое плачевное состояние.
— Что с ним? — прошептала она.
К ужасу Робин, единственным ответом Луизы был странный квакающий звук.
— Луиза? — спросила Робин, встревоженная этим звуком.
Луиза сложилась вдвое, ее лысая голова оказалась в руках, а шум превратился в звериный визг.
— Луиза, не надо! — яростно сказала Робин. — Пожалуйста, не надо!
Она схватила Луизу за плечи.
— Нас обеих снова накажут, — с яростью сказала Робин, уверенная, что крики с чердака будут расследованы теми, кто находится внизу, что единственной безопасностью для них является молчание и послушание. — Прекрати! Хватит!
Шум утих. Луиза лишь раскачивалась на стуле взад-вперед, ее лицо было по-прежнему скрыто.
— Они будут ждать, что ты уйдешь. Просто скажите мне, что с ним делают, — сказала Робин, ее руки все еще лежали на плечах пожилой женщины. — Скажи мне.
Луиза подняла голову, глаза ее налились кровью, она выглядела развалившейся, лысина была порезана в нескольких местах, где, несомненно, она брила ее в изнеможении своими артритными руками. Если бы она сломалась в другое время, Робин испытала бы скорее сострадание, чем нетерпение, но в данный момент ее заботило только одно — избежать лишнего внимания или наказания. И меньше всего она хотела, чтобы ее снова обвинили в том, что она причинила страдания другому члену церкви.
— Скажи мне, что делать, — яростно повторила она.
— Там есть подгузники, — прошептала Луиза, из глаз которой все еще текли слезы, когда она указала на одну из картонных коробок, — а вон там — салфетки. Еда ему не понадобится… дай ему воды в чашечке. — Она указала на одну из них на подоконнике. — Оставь газету… его иногда рвет. У него… у него тоже иногда бывают приступы. Постарайся, чтобы он не бился о прутья. А напротив есть ванная, если тебе понадобится.
Луиза поднялась на ноги и на мгновение замерла, глядя на умирающего ребенка. К удивлению Робин, она поднесла пальцы к рту, поцеловала их, а затем осторожно положила на лоб Джейкоба. Затем она молча вышла из комнаты.
Робин медленно подошла к жесткому деревянному стулу, который освободила Луиза, посмотрела на Джейкоба и села.
Мальчик был явно на грани смерти. Это было самое чудовищное, что ей доводилось видеть на ферме Чепменов, и она не понимала, почему именно сегодня, а не когда-нибудь, ее послали ухаживать за ним. Зачем приказывать делать это кому-то, кто лгал и нарушал церковные правила, кто признался, что сомневается в своей преданности церкви?
Какой бы измученной она ни была, Робин думала, что знает ответ. Ее делали соучастницей судьбы Джейкоба. Возможно, в какой-то давно подавляемой части себя Уэйсы знали, что прятать этого ребенка, морить его голодом и не давать ему доступа к медицинской помощи, кроме “духовной работы”, предоставляемой Чжоу, будет считаться преступлением во внешнем мире. Те, кого послали следить за его неуклонным ухудшением состояния и кто не обратился за помощью, несомненно, были бы признаны виновными властями за пределами фермы Чепмен, если бы они когда-нибудь узнали, что произошло. Робин все больше замыкалась в себе, проклиная себя за то, что находилась в этой комнате и не обращалась за помощью для ребенка. Он мог умереть, пока она присматривала за ним, и в этом случае Уэйсы имели бы над ней власть навсегда. Они сказали бы, что это была ее вина, независимо от правды
Тихо и совершенно бессознательно Робин начал шептать.
— Лока Самастах Сукхино Бхаванту… Лока Самастах Сукхино Бхаванту….
Сделав над собой усилие, она остановила себя.
— Я не должна сойти с ума. Я не должна сойти с ума.
Глава 85
Терпение в высшем смысле означает торможение сил.
И-Цзин или Книга Перемен