Бегущая от любви

Она не сомневалась, что совершит предательство, рассказав герцогу о том, что ее отец сыграл активную роль в столь позорной сделке.

Герцогу было прекрасно известно имя лорда Карденхэма, и Салена боялась, что, возмущенный, он навсегда погубит репутацию отца.

— Он никогда, никогда не должен узнать, кто я такая! — твердила себе Салена.

И даже если бы герцог выяснил имя того, кто обошелся с ней так жестоко, это тоже могло повредить отцу.

«Мама говорила, чтобы я заботилась об отце, — думала Салена. — Поэтому он никогда не должен узнать, что я… жива, и тем более что… что спас меня именно герцог».

Она старалась не задаваться вопросом, что будет делать, когда герцогу надоест ее общество.

Он начинал занимать все более важное место в ее жизни. Более того: ей трудно было даже представить свое существование, если бы его не было рядом.

Она по-прежнему чувствовала страх перед князем — да и вообще едва ли не перед всеми мужчинами, — но хотя мысль о будущем порой вызывала тревогу, Салена упорно пыталась загнать ее в самый дальний угол сознания.

Она твердила себе, что глупо портить такими мыслями случайно выпавшее ей короткое счастье, и каждый вечер в своих молитвах благодарила Бога за свое чудесное спасение и за то, что ее спасителем оказался герцог на своей «Афродите».

Мысль об обществе людей по-прежнему вызывала у Салены неприятные чувства, и поэтому у нее не было никакого желания побывать, например, в Медине, хотя там были многочисленные лавки, торгующие изделиями туземцев и всякими редкостями, о которых она столько читала.

Сами вещи были ей любопытны, но людей она избегала — всех, кроме герцога.

Он понял ее состояние и, надо сказать, испытал облегчение, избавившись от необходимости сопровождать Салену, как до этого многих других женщин, по узким и душным улицам.

Он терпеть не мог крикливых торговцев, пытающихся всучить всем и каждому дешевые украшения, поддельную керамику, вытертые ковры и пыльные пряности.

В свой последний приезд сюда он привез с собой прекрасную спутницу, которая была предшественницей Имоджин.

На что бы ни упал ее взгляд, ей все хотелось получить, и хотя герцог тогда развлекался, потворствуя ее жадности, у него не было ни малейшего желания повторять это представление.

Вместо этого он повез Салену туда, где на плодородных равнинах жили мавританские племена.

Салена горящими от любопытства глазами смотрела вокруг, впервые увидев гранатовые деревья, финиковые пальмы, фундук, смоковницы и оливы.

По дороге брели люди в разноцветных одеждах, и герцог, объясняя Салене, что значит тот или иной цвет, обратил ее внимание на разносчиков воды, одетых в ярко-красное. С бурдюков, которые они несли на спине, свисала козья шерсть, темная от воды.

Женщины под чадрами были похожи друг на друга, а мужчины в алых фесках, в мешковатых зеленых шароварах казались Салене героями «Тысячи и одной ночи».

Герцог, который знал очень много, рассказал ей о берберах — загадочном древнем народе, который с незапамятных времен жил в горах Северной Африки.

Салена внимательно слушала, а он рассказывал ей, что берберы — высокие, светлокожие люди — отличные земледельцы и многие из них весьма образованны.

— Вам, без сомнения, интересно будет узнать, Салена, — говорил он, — что Святой Августин тоже был бербером.

Герцог с удовольствием делился с Саленой своими познаниями, не переставая удивляться при этом, что ее привлекают столь отвлеченные темы. Все женщины, которых он до этого знал, интересовались только собой и ни о чем другом говорить не умели.

А Салена, не отрываясь, смотрела ему в глаза и ловила каждое слово.

Поначалу он устраивал ей небольшие проверки, возвращаясь к какому-нибудь предмету через день или два, чтобы узнать, внимательно ли она слушала и поняла ли, что он ей говорил.

И он неизменно убеждался, что Салена не только его понимала, но и размышляла над услышанным, приходя порой к весьма неожиданным выводам. Иногда они спорили, и в этих спорах герцог порой открывал для себя что-то новое.

«Мы здесь уже три недели», — повторил он про себя, глядя на Салену, чей силуэт четко вырисовывался на фоне окна.

Если бы несколько месяцев назад ему сказали, что он проведет три недели наедине с женщиной и они пролетят для него, словно три дня, он бы не поверил.

Даже во времена самых бурных своих увлечений, когда дни проходили в любовных утехах, ему казалось, что время тянется медленно, и он хотел занять себя еще чем-то.

Но сейчас, к собственному изумлению, он наслаждался каждым мгновением, которое и в самом деле отличалось от предыдущего.

Он даже забросил верховые прогулки, предпочитая подольше бывать в обществе Салены.

Герцог убеждал себя, что делает так потому, что знает: Салене будет без него страшно, а он дал себе слово не допустить, чтобы она вновь вернулась к тому подавленному состоянию, в котором была, когда он ее нашел.

И все же ему хватало честности признать, хотя бы перед самим собой, что его чувства к ней не исчерпываются одной лишь ответственностью.

Но он не желал признавать другого.

Он не желал признавать, что влюбился.