Она села в кресло и стала ждать Анатолия. Но прошло полчаса, а его все не было. К ее ногам упал небольшой камушек, затем еще. Ирина встала, выглянула с террасы наружу и увидела стоящего внизу Сергея.
— Это ты? — спросила она, чувствуя, как быстро забилось сердце.
— Я, — без улыбки ответил он тихим голосом. — Вот твои босоножки.
Он поднял руку, в которой держал ее светлые босоножки.
— Ты одна?
— Да. Но скоро должен прийти муж. Концерт закончился.
Сергей, недолго думая, взобрался на выступ террасы и, держась одной рукой за перила, подал Ирине босоножки, а затем крепко обнял ее и поцеловал. Она задохнулась от поцелуя, от близости его горячего тела, чудесного аромата одеколона, напоминающего морской бриз…
Стукнула входная дверь. Ирина отстранилась, шепнула «Уходи!» и быстро пошла в комнату.
— Ты чего не спишь? — спросил Анатолий, не зажигая свет.
— Не спится. Тебя ждала.
— А мы еще прогулялись после концерта. Погодка-то шепчет. Ну, я в душ. А ты ложись. Поздно уже.
Ирина не стала зажигать свет, разделась и легла.
Хм, «прогулялись». И с кем же? С ней? Интересно, о чем они говорят? Хотелось бы надеяться, о более возвышенном, чем Соня с Михаилом Борисовичем. В том, что Сергей никогда не заговорит с ней на подобном языке, она была уверена.
Когда Анатолий вышел из ванной, Ирина сделала вид, что уснула.
Лина улетела на родину по служебным делам, и Анатолия как будто подменили. Он даже перестал бриться. Два дня подряд он сидел с Осокиными на пляже и играл в карты, то и дело прикладываясь к бутылке пива. Дискотека перестала быть для него центром притяжения. По вечерам на террасе они с Николаем Андреевичем играли в нарды и пили все то же пиво. Ирина проводила время в компании Августы.
— Ну, как успехи на любовном фронте? — спросила Августа, когда они после ужина решили пройтись по бульвару.
— Ты это о чем? — сделала непонимающее лицо Ирина.
— Можешь не стараться. У меня на такие дела особый нюх. За версту чую влюбленную парочку. Заметь: по-настоящему влюбленную, а не так, как у нашего гинеколога с Софочкой. Сплошной кобелизм. Мой Андреич слюнями изошел. Ему тоже так хочется. Чтобы без всяких там муси-пуси, сразу в дамки. Но мое присутствие отдаляет столь вожделенные занятия. Думаю, по приезде домой он оторвется по полной.
— Твой цинизм иногда просто убивает. Августа, ведь ты не такая. Сама же в этом призналась.
— Да, в душе я другая. Но иначе нельзя. Если жить только истинными чувствами, в том числе ревностью, страдать, переживать, плакать, то не хватит сердца. Вот я и выбрала этот махровый цинизм. У нас с мужем уже давно сложились определенные отношения, основанные на взаимной неприкосновенности чужой территории. Хотя я замечаю в последнее время, что он начал меня ревновать. Но это не от большой любви, мне кажется, а из собственнических инстинктов. Ладно, бог с ним, с Андреичем! Я вот о чем. Ира, дело принимает серьезный оборот. И потому я завела этот разговор. Ведь я в какой-то степени ответственна за разрушение твоей семьи…
— Но…
— Да-да! Не перебивай. Я сейчас все объясню. Наплюй на все мои слова по поводу «долг платежом красен» и прочую фигню. Подумай о вашей дочери, о твоих родителях, о себе в конце концов. Эта Лина, чтоб ей никогда не выйти замуж, вертихвостке, вцепилась в Анатолия мертвой хваткой. Я таких баб знаю. Она не отступит. Ей надоели перманентные интрижки, в которых дальше секса не шло, и она решила свить себе гнездышко на обломках твоего дома. Поняла?
— Не может быть, — прошептала Ирина, уставясь в одну точку.
— А ты заметила, что происходит в эти дни с твоим мужем?
— Да, заметила, — упавшим голосом произнесла Ирина.
— Что и требовалось доказать. Он болен, понимаешь? Болен ею. Эта детская ветрянка пройдет сама по себе, но лучше принять меры. Вы должны поменять билеты на завтра. Послезавтра она уже снова будет здесь.
— Ты что? Да разве он согласится? Как я объясню ему свою прихоть?
— Поговоришь напрямик, вот и все. Другого выхода нет. Спасай свою семью, Ира. Это я тебе говорю.
— Ой, не знаю, как и начать такой разговор. Да он и слушать не станет. Скажет, что я несу бред сивой кобылы, хлопнет дверью и был таков!
— А ты ночью поговори, в интимной обстановке. Куда он ночью-то побежит?
— Не знаю…
— Погоди, а ты сама-то случайно не втюрилась в этого Сережу?
— Августа! — взмолилась Ирина.
— Та-а-ак, понятно. Ну вы, блин, даете! Оба, значит, в разнос пошли. А дочка побоку? Что ты ей скажешь потом? Что ее мама влюбилась до полусмерти? И папа тоже? И теперь вы начинаете новую жизнь, вытканную розами и соловьями?
— Августа, я прошу тебя, перестань травить душу! Мне и так нелегко.