Бегущая против волны

Они сидели за столом, как будто ничего не произошло. Со стороны посмотреть — вполне нормальная семья. Много лет подряд они вот так же садились за праздничный стол, пили чай, ели сласти, о чем-то говорили. Им и в голову не могло прийти, что когда-нибудь это обычное для родных людей занятие превратится в пытку, так как разговора не получалось, хоть убей! О чем говорить бывшим супругам, когда так свежи воспоминания и еще не затянулись раны? Даже присутствие дочери не спасало их от мучительного напряжения.

— Ну как поездка в пансионат, понравилась? — глядя на Алену, спросил Анатолий.

— Угу, — промычала Алена, прожевывая кусок торта.

— Она у нас «Мисс Очарование», — сказала Ирина не без гордости.

— Я уже об этом рассказала, — отмахнулась Алена. — И диадему показывала.

— Невревы снимали ее на камеру, но пленку еще не передали. Потом как-нибудь посмотришь, — сказала Ирина, радуясь, что появилась тема для разговора.

— А на лыжах катались? — спросил Анатолий, опять же обращаясь исключительно к дочери.

— Не-а. Я проспала все утро после бала. А мама ходила. Мам, расскажи, как ты грохнулась лицом в сугроб и долго барахталась, пока…

— Зачем я буду выставлять себя в смешном свете? — спросила Ирина, не дав Алене закончить фразу. — Просто я давно не вставала на лыжи. Надо будет в следующие выходные съездить с Невревыми в Рощино, покататься с горок.

— А я даже не помню, когда на лыжах ходил. Кажется, два года назад, — сказал Анатолий и смутился.

«Да, два года назад мы все вместе ездили в Рощино, — подумала Ирина, — и катались с гор. Я сломала лыжу, ужасно расстроилась, тогда Анатолий придумал соорудить из трех лыж санки. Мы втроем, усевшись на импровизированные санки, с диким хохотом и визгом съезжали со склона горы вниз, обязательно заваливаясь в конце пути набок, а потом тащились наверх, с ног по самую макушку облепленные снегом, запыхавшиеся, довольные».

Она улыбнулась своим воспоминаниям и тоже смутилась, поймав на себе брошенный украдкой взгляд Анатолия.

— А мама была самая красивая на вечере, — вдруг брякнула Алена.

— Никто и не сомневался, — нейтрально согласился Анатолий.

— Алена, ты басню Крылова давно читала? — без улыбки спросила Ирина.

— Какую басню? «Стрекоза и муравей»? «Попрыгунья стрекоза лето красное пропела…»

— Нет, другую. Про кукушку и петуха. Помнишь, как они хвалили друг друга? Тебе они никого не напоминают?

— Да, ладно тебе, мам! Ты на самом деле была самая-самая красивая, обаятельная и привлекательная. Это заметили все.

— Может, и ты какую-нибудь «Мисс» завоевала? — полушутя поинтересовался Анатолий, впервые прямо посмотрев на Ирину.

— Она не мисс, а миссис, папуля. Пора уж знать такие вещи. А один мужчина…

— Алена! — воскликнула Ирина, но продолжать не стала, понимая, что нотации сейчас более чем неуместны.

— Что? — с вызовом спросила дочь.

— Сходи на кухню, я там шоколадное печенье оставила. Оно в шкафу, на верхней полке лежит.

Алена слегка фыркнула, но послушно пошла на кухню. Ирина проводила ее взглядом, а затем в упор посмотрела на Анатолия.

— Как ты живешь? — задала она вопрос, неожиданный для самой себя.

— Нормально, — пожал он плечами.

— О доме не скучаешь?

— Как тебе сказать? Вроде скучаю, но…

— Понятно. Можешь не продолжать.

— Нет, я не то хотел сказать. Конечно, скучаю, Ира. Очень, — торопливо говорил он, видимо, боясь, что не успеет до возвращения дочери. — Но… Понимаешь, обстоятельства сложились так, что теперь уже назад дороги нет. Короче, у нас будет ребенок.

Ирину как будто в прорубь окунули. Дыхание перехватило, стало нечем дышать. Она встала, вышла из комнаты, столкнулась в коридоре с Аленой, выдавила: «Я сейчас» — и закрылась в ванной. Включив воду, она глухо зарыдала. А потом долго умывалась холодной водой, чтобы не выглядеть слишком опухшей. Когда вышла из ванной, Анатолия уже не было.

— Он давно ушел? — спросила она Алену, вытиравшую на кухне вымытые чашки.

— Минут пять назад, — угрюмо пробурчала Алена.

— Чем ты недовольна?

— Мама, зачем ты унижаешься? Я бы никогда не стала плакать перед мужчиной, который меня бросил.

— Аленушка, какой ты еще ребенок…

— Не разговаривай таким тоном! — крикнула Алена. — Я не маленькая! Я все понимаю. У них будет ребенок? Да?

— Да.

— Я так и знала, — упавшим голосом произнесла Алена и села на стул. — Я его ненавижу.

— За что? За то, что у тебя появится брат или сестра?

— Не нужны мне братья от нее! Поняла?

— Но…

— Не хочу! Пусть только попробует привести сюда кого-нибудь!

Она тоже зарыдала, но ее слезы были другими. В них были обида, протест, ревность, в то время как слезы Ирины выражали рухнувшую надежду, сожаление об утрате, окончательной утрате прошлой жизни, как оказалось, такой ясной и счастливой.

Ближе к весне позвонила Эльвира. Так вышло, что они перестали общаться после пансионата. «Наши отношения переживают временный кризис, — объясняла самой себе Ирина. — Рано или поздно все утрясется и войдет в норму». Но истинную причину охлаждения она вдруг выложила подруге в первые же минуты их телефонного разговора.

— Привет, подруга! Как жизнь молодая? — бодро начала Эльвира.

— Бьет.