Бегущая против волны

— Долго объяснять. Но вы и так поймете. Лучше нам уехать вот так, внезапно, чем пускаться в разборки и взаимные оскорбления. Все это было огромной ошибкой, понимаете? А вам я желаю здоровья и долгих лет. Вы замечательный человек, каких мало. До свиданья. Не поминайте лихом.

Номера мобильных телефонов были заменены, городской телефон отключен, на сигнал домофона они не реагировали. Одним словом, перешли на осадное положение. Но чтобы не искушать судьбу, через три дня Ирина отправила дочь рейсовым автобусом в Порошино, а сама временно устроилась у Эльвиры. Неврев был в отпуске — укатил с сыном рыбачить на какие-то лесные озера.

— Неужели ты такая наивная, Ирка? — наливая в чашки крепкий чай, возбужденно говорила Эльвира. — Ведь Дубец на то и Дубец, что не спустит на тормозах это дело. Рано или поздно придется выяснять отношения.

— Я ничего ему не должна. А за кормежку я отработала — гувернанткой и сиделкой. Так что с меня взятки гладки.

— Не знаешь ты таких, как Дубец. Он принадлежит к породе тех волкодавов, которые просто так не упускают добычу. Поговаривают — он и с женой по-своему разделался.

— Как это?

— Это, конечно, слухи и предположения, но больно много совпадений. Охранника его, того, что с ней убежал, избили до полусмерти. Какие-то негры или пуэрториканцы из гетто. А ее ограбили. И что-то там еще из криминального — точно не знаю. Короче, устроил им «сладкую жизнь».

— Неужели и мне будет мстить? — побледнела Ирина.

— Не знаю. У тебя все-таки другая ситуация. Ты его не обманывала, не взяла ни одной вещи…

— Кроме двух чемоданов. Но нам не во что было складывать тряпки.

— Это ерунда. Можешь переслать ему эти долбаные чемоданы.

— Ох, Элька, в какое дерьмо я вляпалась!

— И я, дура, тебя в него подталкивала. Идиотка!

— Ты ни при чем. У меня у самой котелок должен варить. Я тебе не рассказывала, как впервые его увидела, при каких обстоятельствах?

— Нет.

— Вот когда мне стоило задуматься и сообразить, что такому человеку нельзя доверять. Видела бы ты эту сцену! Входит в фойе пансионата Дубец, оглядывается на отставшую жену и сквозь зубы злобно шипит на нее: «Чего ты телишься?» Слово «корова» не прозвучало, но витало в воздухе. А я после этого еще уши развесила, слушая его бредни о чуткости души. Сонар! Представляешь, чем он купил меня — этим романтическим, неизвестным мне словом.

— А что это?

— Локатор.

— Господи, какие мы дуры! Как папуасы, падкие на всякие побрякушки, в том числе и словесные.

— Вот-вот.

— Ничего, Ируня, правда на твоей стороне. Все будет о'кей.

— Как думаешь, возьмут меня обратно на ту же должность? — вдруг сменила тему Ирина, в задумчивости помешивая ложкой горячий чай.

— Не знаю… Но ты все же попробуй. В понедельник с утра и позвони шефу.

— Но я так нехорошо ушла. И все этот Дубец. Меня не отпускали — как раз запарка с отчетами была, а этот хам заявился к начальству и наговорил черт знает чего. Мне об этом секретарша потом рассказала. Боже мой, где были мои мозги в то время? Почему я эти выходки воспринимала как чуть ли не проявление мужской доблести?

— Ира, перестань казнить себя! Так можно с ума съехать. Вот что я тебе скажу. Дубец — нормальный продукт нашего времени, а не исключение из правил. Нынче каждый второй бизнесмен, если не первый, имеет такие замашки. И потом, чисто мужские черты характера, а именно: стремление к лидерству и успеху, применение силы и прочая, ты почему-то воспринимаешь так болезненно. А это нор-маль-но! Поняла?

— Нет. То есть понимать-то я понимаю, но не принимаю. Прежде всего надо быть человеком.

— Ох, идеалистка ты, Ируня. Да еще в квадрате. Тебя, видно, не переделать. А не боишься, что останешься со своей философией одна? Ведь в природе нет таких мужиков, о каком ты мечтаешь.

— Ну и пусть. Не нужен мне никто.

— Ну-ну. Свежо предание. Посмотрю я на тебя этак через годик. Волчицей завоешь от одиночества. Вот что я тебе посоветую. Если он приползет на четырех конечностях и будет просить прощения — прощай! На то мы и бабы, чтобы всю жизнь прощать мужикам их бесконечные грехи.

— Ага. А они на то и мужики, чтобы всю жизнь грешить, да?

— А ты как думала? Такой уж у природы расклад. У природы нет не только плохой погоды, но и плохих мужиков. Все они, конечно, засранцы, но они нам нужны. Так же, как и мы им.

— Надо же. Прям Спиноза какой-то, Аристотель в юбке. И давно ты разработала такую доктрину?

— Давно. Думаешь, мой Неврев идеал? Такой же засранец, как и все. Я ведь сор из избы не люблю выносить, но если тебе все порассказать, что было в нашей жизни, то…

— Тебе при жизни памятник надо поставить?

— А что ты ерничаешь? Я и на медаль согласна.

— Просто я уже слышала нечто подобное. Помнишь, про Августу рассказывала? К сожалению, памятник не ей, живой, а ему поставили, на могилу.

— Умер? Во цвете лет?

— Да. Инсульт.

— Вот! Что и требовалось доказать! Мало они живут, а мы им еще кровь портим своим бабским максимализмом. Ни продыху, ни роздыху бедолагам.