Бегущая с волками. Женский архетип в мифах и сказаниях

6. Получена от Марик Папандреас Андропулос, сказительницы из Коринфа, которая получила ее от Андреа Заркоколис, тоже жительницы Коринфа.

7. Marcel Pagnol, Jean de Fkrette and Manon of the Spring, translated by W.E. van Heyningen (San Francisco: North Point Press, 1988). Клод Берри поставил по обеим историям фильмы (Orion Releases, 1987).

Первая история – про злоумышленников, которые перекрыли родник, чтобы помешать молодой супружеской паре осуществить свою мечту: жить свободно на природе в окружении зверей, деревьев и цветов и самим выращивать себе пищу. В итоге молодая семья обречена на голод, потому что на их землю не поступает вода. Злоумышленники рассчитывают купить у них участок за бесценок, поскольку за ним закрепилась дурная слава бесплодной земли. Муж умер, жена преждевременно состарилась, а ребенок остался неимущим.

Во второй книге ребенок, девочка, вырастает, раскрывает злые козни и мстит за свою семью. Стоя по колено в грязи, в кровь обдирая руки, она вытаскивает цементную пробку. Родник снова начинает бить, разливается ручьем, который течет, катя комья сухой земли – так выходит наружу старое злодеяние.

8. "Боязнь провала" – одно из тех броских выражений, которые не дают истинного представления о том, чего именно боится женщина. Как правило, каждый отдельно взятый страх складывается из трех частей: первая – это остаток прошлого (который часто является источником стыда), вторая – отсутствие уверенности в настоящем и третья – боязнь неудачного исхода или плохих последствий в будущем.

Если взять творческую жизнь, то один из самых распространенных страхов – это не конкретная боязнь провала, а боязнь подвергнуть испытанию собственную храбрость. Мы размышляем примерно так: если меня постигнет неудача, можно собраться с силами и начать все сначала – впереди еще непочатый край возможностей. Но что, если у меня получится что-то весьма посредственное? Что, если при всем старании мне не удастся достичь заветного уровня? Для творческих натур это куда более мучительный вопрос. А ведь есть и много других. Вот почему творческий путь – очень серьезная и трудная стезя. Но эта сложность не должна нас останавливать, ибо творческая жизнь проходит через самое сердце дикой природы. Несмотря на найти худшие опасения, нас защищает глубокая забота инстинктивной природы.

9. Некогда гарпии были богинями бури, божествами Жизни и Смерти. К несчастью, у них отняли звание прародительниц обеих функций и превратили в однобокие существа. Как мы уже видели при рассмотрении природы Жизни-Смерти-Жизни, любая сила, управляющая рождением, управляет и смертью. Однако в Греции культура, выражавшая взгляды и идеалы господствующей верхушки, так сильно подчеркивала смертоносный аспект гарпий как несущих смерть демонических полуженщин-полуптиц, что природа гарпий, связанная с вынашиванием, рождением и воспитанием, была начисто отсечена. К тому времени, когда Эсхил написал свою пьесу, в которой гарпий убивают или заточают в пещеру на краю света, животворящая природа этих созданий была полностью забыта.

10. Это поздняя версия. Кстати сказать, не все негативные наслоения являются патриархальными и, конечно же, не все патриархальное негативно. Что касается мифов, которые некогда изображали сильную и здоровую женственность, то здесь старые негативные патриархальные наслоения имеют свою ценность, потому что не только показывают, как культура завоевателей подрывает хранимую прежде мудрость, но и могут показать, как притесняемая женщина или женщина с поврежденными инстинктами была вынуждена оценивать себя тогда и вынуждена оценивать себя даже сегодня, а также как она может исцелиться.

Совокупность разрушительных запретов, налагаемых на женщин (и/или мужчин) и направленных против них, оставляет за собой нечто вроде архетипического рентгеновского луча, который несет все то, что в процессе развития женщины подверглось искажениям, если она выросла в обществе, не приемлющем женского начала.

11. Многие символы можно отнести как к мужскому, так и к женскому полу. Главное, чтобы человек сам решил, какой из них использовать в качестве увеличительного стекла, рассматривая проблемы души и психики. Нет особого смысла спорить – как склонны делать некоторые, – каким символом является некий предмет, мужским или женским, потому что в итоге оказывается, что эти признаки всего лишь предлагают творческий подход к проблеме, а сам символ в действительности включает в себя другие силы, которые мы, стоящие на позиции Архимеда, постичь неспособны. И все же использование мужской или женской принадлежности остается важным, ибо каждая – своеобразная линза, сквозь которую можно много увидеть. Вот почему я, сообразно своему пониманию, ищу символы во всем – чтобы увидеть то, что можно увидеть, чтобы понять, как их можно использовать и, особенно, какие раны можно ими исцелять.