Бегущая в зеркалах

Ванда тоже не видела его, не видела этого невыразительного лица, навевающего скуку, этой понурой фигуры закомплексованного парня. Она слышала только его голос. Ее руки начали расстегивать верхние пуговицы халатика, под которым не было ничего. Сено зашуршало, что-то грохнуло и Йохим почувствовал рядом с собой горячее дыхание, к его плечу прижалось нечто теплое и мягкое. В считанные секунды с его головой, душой и телом произошло то, для чего, как ему казалось, необходимы долгие дни привыкания, вдохновения, влюбленности. Время не понадобилось, так как не понадобилось и длительного преображения Йохима. В кольце Вандиных рук, прильнув губами к девичьим губам, задыхался от бешено волнения совсем другой человек. Для этого отчаянно срывавшего с себя одежду свободной рукой страстного Казановы ничего не имело значения: ни случайность этой сцены, ни отсутствие какой бы то ни было симпатии к своей партнерше, ни даже близость людей, могущих всякую минуту оказаться здесь. Объявись кто-нибудь рядом с взведенным курком, Йохим не оторвался бы от Ванды, ни отказался от этих обрушившихся внезапной всесокрушающей лавиной ощущений. Только одно, только одно-единственное событие, одно-единственное чувство и есть в этом мире. И оно правит всем...

Переполненный своим открытием Йохим лежал на влажном плече Ванды. Где-то стрекотал сверчок, на шесте под потолком возились, трепеща крыльями и воркуя голуби, в воздухе сиропом разливался сладкий абрикосовый аромат.

В квадрате открытой двери чернело огромное, усеянное звездами небо. Йохим боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть наваждения. В его душе только что открылся новый неведомый ранее мир, в огромных владениях которого предстояло обжиться, освоиться. Ванда приподнялась, куда-то потянулась и на грудь Йохима лег тяжелый абрикос. Они стали молча жевать сочные сладкие плоды, стреляя в дверь ребристыми косточками.

-Здесь несколько корзин, - сказала, поперхнувшись соком, Ванда, нам хватит на месяц.

Но ей не хотелось здесь быть больше и часа. Это странное сближение, в порыве горькой обиды, неопытность и неуклюжесть ее случайного партнера, лишь усугубляли ощущение невезучести и неудачи.

Когда на следующий день, помятая и сильно сникшая компания рассаживалась в автомобиль, Ванда сказала, что хочет сесть сзади, чтобы поболтать в дороге с Мартой, а Юргену лучше поехать с Алексом. Но Юрген тоже нашел какой-то предлог для отказа и рядом с помрачневшим водителем пришлось ехать Йохиму. Ему-то было все равно. Более чем сама Ванда виновница его преображения, Йохима волновали те драгоценные впечатления, которые он просто берег в себе не в силах сразу понять и проанализировать. Он чувствовал, что никогда уже не станет прежним, но не мог понять каков он есть теперь. Как ребенок, вертящийся и так и этак в полученной обнове и подмечающий оказанное впечатление, Йохим жаждал испытать себя= нового, преображенного.

Когда Алекс притормозил у придорожного ресторана, чтобы купить чего-нибудь освежительного, сбегать за провизией и питьем вызвался Йохим. И он действительно управился за пару минут, притащив сандвичи и упаковку пива и две бутылки пепси. Он ничего не уронил а, напротив, подхватил на лету коробку, выскользнувшую из рук подоспевшего на помощь Юргена. А то что Йохим успел пережить в этих коротких впечатлениях было вообще непередаваемо. Его эйформическую приподнятость можно было определить словами - "свобода" и "легкость", что раньше ему давалось с трудом, со скрипом и хрустом придавливаемых комплексов, шло само собой, без заминки и раздумий - движения, слова, поступки - просто сама жизнь летела, будто спущенная с тормозов.

6

Все теперь пойдет совсем по-другому - чувствовал Йохим, начиная последний университетский год. С этим ощущением скрытого торжества, с внутренним сиянием, казалось, преображавшим все вокруг, застыл он на его пороге, оценивая произведенный эффект. Так новый актер, впервые выйдя на сцену в старом спектакле и рассчитывающий уже с порога сорвать аплодисменты, с удивлением обнаруживает привычно дремлющий

зал.

Никто не заметил перемены Йохима и, самое главное, ее не заметила даже Ванда. Тогда, на чердаке в теплую полночь он с лета предложил ей замужество - иного и не могло быть. Ванда как-то отшутилась, обещая подумать. Но теперь, в привычной суматохе учебно-рабочих обязанностей, она не только не искала встречи, а, казалось избегала его.

А к Рождеству, в конец измучившийся Йохим, вдруг получил приглашение от Ванды провести каникулы вместе. Конечно же он не мог и представить себе, что этому счастью был обязан пустяшной случайности, мимолетной обмолвке. Тяжелым ноябрьским вечером, вернувшись домой после двух операций по заваленному небывалым снегопадом шоссе, Вернер сказал ожидавшей его Ванде: