Бегущая в зеркалах

- Ох, и не знаю. Так много всего надо - большого и маленького, что всей этой прорве звезд пришлось бы обрушиться сплошным дождем... Ну, для начала хочу, чтобы сегодня - было всегда. Чтобы всегда было так хорошо, как сегодня, чтобы висеть так, над затаившейся бездной, а в кресле напротив....

- Понял, понял, - прервал Йохим, - Твой босяк-индус или Ален Делон в подлиннике.

- Ты удивишься, - Нелли загадочно улыбнулась, - но я уже целый час жду, когда ты докажешь мне, что мой последний вопрос там на палубе, был совершенно идиотским...

И снова Йохим оказался в головокружительной тесноте южной ночи и теплого женского тела. И снова, как тогда, на чердаке, забыл обо всем, становясь другим...

- Все-то ты врал про себя, жених, - подытожила Нелли, растянувшись на животе поперек "супружеского" ложа. Она с удовольствием курила, стряхивая пепел в стоящую на ковре пепельницу. - Я далеко не гадалка, но возьмусь пророчить - у тебя вперед еще ого-го что!

- Звучит весьма двусмысленно. Но сейчас я могу присягнуть, что если даже завтра мы все заболеем чумой, или над Ла-Маншем пронесется свирепый тайфун, я буду считать эту поездку самой удачной в моей жизни, - отозвался из темноты Йохим.

* *

Утром, после завтрака в саду, уже в джинсах и майках, прощались с Брауном.

- Жаль, что вы не хотите задержаться подольше. Мне тоже, видимо, скоро предстоит уехать. Я вообще много разъезжаю и берегу этот дом для тихой старости. Но знайте - по первому вашему знаку - вы мои желанные гости. Будем держать связь через Дани, - заверил на прощание Остин, выглядевший помолодевшим в теннисных брюках и белой спортивной рубашке.

Они долго махали руками с борта удаляющейся от острова яхты фигуре коренастого человека, становившейся все меньше и меньше.

- Ну вот вам и "мафиози", - сказал Дани. - Я не знаю точно, чем занимается Остин. У него какое-то большое дело в Европе и огромные связи. Он может многое, но это - "добрый гений", как пишут в детских книжках. У него что бы он там не говорил, просто идиосинкразия ко всякому злу, жестокости. Эдакий Эдмон Дантес - миссионер справедливости.

- Причем, очень даже веселый миссионер! - подхватила Сильвия, вспомнив о пиджаке.

- Э, нет, - задумчиво протянул Дани. - Вчера он был явно не в своей тарелке. Уж я то знаю.

... Вернувшись в гостиную, Остин Браун, с ненавистью глянул на молчавший телефон и направился к бару. Уже третий день он тщетно ждал вестей. Предельно настороженный, будто превратившийся в напряженную струну, он прокручивал в голове бесконечные варианты, стараясь обнаружить причину. "Почему, почему? Где допущен промах?" - с бутылкой в руках Остин вышел на веранду. Глядя вслед удаляющейся "Виктории" налил себе полный стакан "Столичной".

ЧАСТЬ 5. ОСТИН БРАУН

- 137

ГЛАВА 4. ОСТИН БРАУН

1

Сорокавосьмилетний Остин Браун, тоскливо взирающий на морскую синь с террасы своего средиземноморского дома, ровно три десятилетия назад в желтой футболке с крылатой эмблемой и синих сатиновых трусах до колен, наматывал круг за кругом на велосипеде спортивного общества "Сокол" российского города Сталинграда.

Собираясь осушить бокал водки, потеющий в ароматном утреннем воздухе, г-н Браун не ведал, что празднует юбилей. Именно 18 июня 1938 года на областном соревновании юных физкультурников он несся навстречу финишной ленточке, ощущая взмокшей спиной и окаменевшей от напряжения поясницей, что оставил далеко позади обессилевших соперников.

Где-то за каменной стеной забвения, отвоеванного в упорной борьбе с надоедливой памятью, остался этот день с трепещущими в небесной лазури яркими вымпелами спортивных обществ, с широко распахнутыми окнами близлежащих домов, на подоконники

которых налегли любопытствующие жители коммуналок, с тонконогой девчушкой в красном галстуке, несущей букет лохматых пионов.

Победители-физкультурники, награжденные памятными медалями и кубками, были выстроены в центре стадиона. Гремели репродукторы: "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью", и группа пионеров с цветами, численно соответствовавшая количеству призеров, рванулась к спортсменам от главной трибуны. Все юные ленинцы достигли цели, лишь самая маленькая, с наглаженным бантом в светлой косице, направлявшаяся именно к нему, споткнулась, растянувшись на траве во весь рост. Но рук, ухвативших букет, не разжала. Неловко поднялась и уже с красно-зелеными ссадинами на коленках и вспыхнувшими от стыда щеками нерешительно направилась к своему подопечному - единственному, оставшемуся без цветов. Он и сам шел к ней через зеленое поле в центре тысячного амфитеатра, широко улыбаясь и протягивая руки - восемнадцатилетний золотой призер велогонок, черноглазый Остап Гульба.