Бегущая за ветром

Я подошла и осторожно протянула руку, чтобы его погладить, но он протянул ко мне свои передние лапки и ухватился за мой палец. Я замерла. Но малыш спокойно вскарабкался на руку и сел на ладонь. Вот так со зверьком на ладонях я и пошла завтракать. На кухонном столе кроме моего завтрака появились блюдца с молоком и кусочками фруктов и хлеба. Но мой питомец, съев все до последней крошки, подобрался к моей тарелке с кашей и так внимательно стал следить за каждой ложкой, которую я отправляла к себе в рот, что, я не выдержав, поделилась с ним и кашей, которая в мгновение ока исчезла внутри этого маленького проглотика. После чего малыш успокоился и стал тереть мордочку двумя лапками. Вероятно, это был процесс умывания после приема пищи, как у земных кошек.

С этого дня моя жизнь изменилась в лучшую сторону. Исчезло чувство одиночества, которое меня угнетало, несмотря на все мои дыхательные и медитативные практики. Я с умилением и восторгом наблюдала за этим пушистым комочком, который и не собирался никуда исчезать. Что не могло меня не радовать. Он быстро обосновался не только в моем доме, но и в саду. Принимала ли я еду или делала уроки, неизменно возле меня оказывался мой питомец. Я перестала бояться, что он куда-то исчезнет, потому что даже если он где-то и носился, стоило мне подумать о нем с тревогой, он сразу появлялся передо мной. Я даже начала подозревать, что малыш слышит мои мысли или же улавливает эмоции.

Вместе мы придумали ему имя. Я перебирала варианты. Имя Пятница он не просто проигнорировал, а даже возмущенно пискнул. На все остальные предложения он недовольно и смешно фыркал, пока я не назвала его Сапфиром, на что навели меня его синие глазки. Зверек замер, моргнул и пискнул уже вполне довольно. Я поняла, что получила одобрение. Мой пушистик сопровождал меня везде. На тренировках он бегал поблизости, на медитации забирался на куст или на спинку кресла и наблюдал за мной сверху, пытался даже пойти за мной в пруд, но не смог преодолеть свой страх большой воды. Хотя с удовольствием фыркал, когда я его купала в теплой ванной. Когда же я поднималась в воздух, то малыш начинал метаться внизу и жалобно поскуливать.

Надо сказать, что моя голова так и осталась любимым местом не только для сна, но и вообще. Я подозревала, что сверху ему было все хорошо видно и слышно, удобно и безопасно. Малыш вцеплялся своими передними лапками в мои волосы, пушистый хвост красиво свисал рядом с моим лицом, и вот так мы вместе проводили время за чтением или на прогулке. С огромным удовольствием я наблюдала за ним, изучала его повадки и проказы, гладила его перед сном по мягкому животику, когда он лежал на спинке в позе звездочки и тарахтел, как наши кошки, потом сворачивался рядом клубочком и засыпал. Но каждое утро неизменно я обнаруживала его на своей макушке. Вот так мы и стали жить вместе и дружно.

В учебе, трудах и заботе о зверьке дни продолжали пролетать быстро и незаметно. Правда, в моем распорядке добавились новые детали. Утро сейчас начиналось для меня с попыток развить, свитое Фиром ночью гнездо из моих волос. Бесполезно было ругаться, сердиться и угрожать, что отправлю его спать в корзинку или даже сделаю специальную клетку. Это чудо смотрело на меня своими ясными незамутненными глазками, и кажется, искренне не понимало причины моего недовольства. Конечно, никуда запирать своего маленького питомца я не собиралась, да и рука моя не поднялась бы. А вот волосы пришлось перед сном завязывать в хвостики, так как коса еще не выросла, и заплетать не получалось.

Я не просто привязалась к своему пушистику, как я про себя его иногда называла. Он как бы стал моей маленькой частичкой. Когда он скакал по верхушкам деревьев, мне иногда казалось, что я чувствую его восторг. И перед моими глазами иногда мелькали зеленые ветки. Конечно, я списала эти помутнения сознания на мое бурное воображение и излишнюю заботу о своем маленьком пушистом дружке. Между тем малыш потихоньку рос и набирал не только вес, но и силы. Взгляд у него становился все осмысленнее, а звуки, которые он издавал, мне начинали что-то смутно напоминать. Слов его я, конечно, не понимала, зато эмоции он научился выражать очень хорошо.

Сапфир перестал умещаться на моих ладошках и устойчиво уже держался не только на голове, но и на плече. Каждый раз, когда я собиралась в полет, он независимо от того, где находился в данный момент, нарисовывался пред моими очами и с укоризной на меня смотрел. Он так отчаянно пищал, что однажды я решилась взять его с собой в полет.