Десять минут спустя судья объявил перерыв. Халлек остался сидеть на своем месте, делая вид, что изучает бумаги. Когда комната почти опустела, он поднялся, держа руки в карманах брюк, надеясь, что выглядит достаточно естественно. Разумеется, он просто-напросто поддерживал штаны от сползания вниз.
Запершись в туалете, Билли снял пиджак, повесил его на крюк и осмотрел брюки. Потом снял пояс, и штаны с застегнутой молнией сползли к ступням, только звякнула мелочь в кармане. Он присел на унитаз, поднял перед собой ремень и осмотрел его, как древний свиток. Линда подарила его два года назад в День отца, теперь он рассматривал его, ощущая, как учащенно от страха забилось сердце.
Дочь купила ему ремень, который оказался немного маловат. Халлек вспомнил, как подумал о простительном оптимизме Линды. Во всяком случае, он застегивал его на вторую дырочку, и это было в самый раз. Только потом, когда бросил курить, стало трудновато его застегивать, даже используя первую дырочку.
После того, как бросил курить… но до того, как сбил цыганку.
Теперь в ремне использовались другие дырки – за четвертой – пятая и, наконец, шестая.
С растущим страхом Халлек осматривал ремень, который куда более лаконично и правдиво все рассказал, чем это сделал доктор Майкл Хустон. Потеря веса продолжалась, возрос темп, а вовсе не затормозился. Вот и дошел до последней дырки в ремне фирмы «Ник», который всего пару месяцев назад решил тихо-мирно спрятать и купить другой – подлиннее. Теперь нужна была седьмая дырка, а ее не было.
Посмотрел на часы: пора было возвращаться в зал. Но кое-что стало куда важнее, нежели проблема судьи Бойтона – оспаривать или нет какое-то завещание.
Халлек прислушался. В мужском туалете больше никого не было. Приподняв штаны и придерживая их, он вышел из кабины. Остановившись перед зеркалом, он позволил им вновь свалиться. Задрал рубашку, чтобы лучше осмотреть живот.
Невольно ахнул, и тут же горло сдавил спазм – только и всего, но вполне достаточно. Брюхо исчезло. Был нормальный живот. Штаны лежали на полу, рубашка задрана из-под расстегнутого жилета – поза комичная, но факты были налицо. Реальные факты, как обычно, можно истолковывать и обсуждать – в юридических делах к этому быстро привыкаешь, – но сравнение, которое пришло в голову, было неопровержимым. Он выглядел, как юнец, напяливший на себя одежды отца. Халлек стоял перед зеркалом напротив ряда умывальных раковин и истерично думал:
В глотке рождался хохот от зрелища упавших порток, из которых торчали его волосатые ноги в черных нейлоновых носках. В этот момент он внезапно и просто поверил… во все. Цыган проклял его, и никакое это не раковое заболевание. Рак был бы куда милосерднее и быстрее. Здесь нечто иное, и познание этого только начиналось.
Голос кондуктора закричал в его голове:
Хохот, похожий на вопль, или вопль, похожий на хохот, рвался наружу. Да какая разница?!
Но Халлек никогда еще не чувствовал себя в более здравом рассудке, чем теперь.
Хлопнула наружная дверь туалета.
Халлек спрятался в ближайшей кабине и испуганно закрылся на задвижку.
– Билли? – Голос Джона Паркера, его ассистента.
– Я здесь.
– Бойтон сейчас выйдет. С тобой все в порядке?
– Нормально, – ответил он. Глаза его были закрыты.
– У тебя что – запор? С желудком не того?
– Да, что-то прихватило малость.
– Мне надо срочно пакет отправить. Скоро вернусь.
– О’кей.
Паркер вышел. Халлек снова уставился на ремень. Он не мог идти на судебное заседание к Бойтону, поддерживая штаны руками через карманы пиджака. Что же делать?
Вспомнил вдруг про свой швейцарский солдатский нож – добрая старая армейская штука, которую он всегда выкладывал из кармана, становясь на весы в одежде. Так было в далекие добрые деньки до того, как цыгане прибыли в Фэйрвью.
Он раскрыл нож и торопливо провертел седьмую дырку в ремне. Дыра получилась рваной и уродливой, но временно годилась. Халлек подтянул штаны, продел и застегнул ремень, привел себя в порядок, надел пиджак и покинул туалет. Впервые обратил внимание на то, как развеваются штанины вокруг его ног – его тонких ног.
Плеснул на лицо воды из крана и вышел из туалета.