Бегущий за «Алыми парусами». Биография Александра Грина

Как в древней Финикии чуть ли не все были заняты изобретением систем алфавита – одной из них пользуется ныне полмира, – так в России того времени изобретали совершенный мир и совершенного человека. Свои варианты предлагали политики и поэты, художники и философы, композиторы и просто верующие – во всех богов, какие есть! – люди.

Одним из искавших был Александр Грин.

Грин был отважный и мужественный человек, между прочим, неистощимый на озорство, иногда до жестокости справедливый. Он ненавидел мещанство и приземленный бытовизм и был к ним беспощаден. Ему ничего не стоило населить целый поселок злобными и ограниченными людьми, которые не поют песен, а если поют, то «грубые, как урчание в животе, коротенькие четверостишия с ужасным мотивом». У него не было жалости к таким людям. Он их ненавидел и презирал, и любимый финал его вещей – посрамление бытовой слепоты и неверия в радость необычного.

Грин не любил злых людей, хотя не был человеконенавистником. Наоборот. Он любил человека таким, каким тот может быть. Он страдал, не видя такого человека, и создавал мир, достойный его.

Фантазия Грина питалась жизненными образами, легко обращаясь с масштабом: малое он увеличивал, большое уменьшал, добывая материал для создаваемого им необычного мира. Если бы Грин только фантазировал, он не смог бы убедить читателя. А ему ли, познавшему всю радость книги для погруженных в горечь жизни, было не заботиться о живом контакте с читателем, о том, чтобы быть понятым! И поэтому чем смелее и невероятнее его выдумка, тем точнее и конкретнее описаны детали вымышленного. «Одной ногой стоять на небе, другой – на земле», – таков девиз Александра Грина. Вспомните скрупулезно точные описания вымышленных городов, пейзажей, людей; вспомните описания дворца в «Золотой цепи». «Старинные волшебники покраснели бы от стыда, что так мало придумали в свое время», – писал Грин. И он имел право на эту фразу.

Приподнятый стиль, острые сравнения, необычайные для русской речи имена и названий городов… Иначе он не мог: описывая иной, вымышленный мир, он стремился избавиться от ненужных ассоциаций с привычным окружением.

Грин избегал намеков – он говорил прямо и открыто, под стать своим героям. И его писательский труд огромен – он честной «земной» работой завоевывает право писать самые небывалые вещи. И новое он дает щедро.

Да, трудно удержаться по эту сторону хорошего вкуса, если пишешь о летающем человеке и бегущей по волнам, но Грину это удалось. Возможно, стилизация Грина – следствие особой природы его взгляда на мир.

Грин не искал славы – он искал в ней новых путей. Практически каждый писатель декларирует этот принцип, но не каждый так убедительно показывает верность своей теории.

Мир, созданный Грином, не безлюден, – не одинокая душа писателя-эстета и отшельника населяет этот мир, а люди – разные и вместе с тем в чем-то близкие друг другу, созданные воображением Грина. Сильный дух в сильном теле, соединение силы и интеллекта, воли и душевной тонкости – таков гриновский идеал.

Не был ли Грин первым из тех, кто видел мир только в розовом свете? Почему у него в большинстве случаев торжествуют правда и добро, а все недоброе оказывается посрамленным? Разве нет в жизни мрачных сторон?

Грин отлично знал все темные стороны жизни. Но он понимал также, что натурализм враждебен человеку: от него портится зрение и слух, вянут мечты и замыслы. Натурализм грабит человека: он заслоняет прекрасное, дает людям, ищущим красоту, камень вместо хлеба. Эта отрава выступает то под лозунгом «полной правды» о жизни, то под лозунгом «полного знания» о жизни, но она не дает правды, ибо непричастен к правде натурализм, которому доступна лишь поверхность вещей, и не ведает он самого главного о жизни: что она прекрасна, ибо одухотворена. Одухотворенности жизни и посвящено творчество Грина.

Основное – открытие новых путей в русской прозе – Грин сделал. Он неповторимый мастер сюжета – не «последовательности событий во времени», а игры событий. Он мастер радостного жизнеутверждения, воспевший победу мечты как непреложный закон жизни.

Б. Вахтин