Я изо всех сил пыталась сдержать улыбку, но мне это не удалось:
— О, ты запомнил мое ласковое прозвище? Как мило, — с этими словами я решительно прошла в комнату мимо него, слегка задев локтем его живот. От восхитительного аромата его одеколона у меня снова мурашки забегали по телу.
Сильно сомневаюсь, что убранство номера соответствовало вкусу Калеба Скотта. Он казался мне парнем, тяготеющим к хрому и черному цвету в интерьере. Я с трудом могла представить, что ему нравятся эти полосатые обои молочно-зеленого оттенка, толстый золотистый ковер на полу, мебель красного дерева — типичный новоанглийский стиль.
Мы стояли в гостиной: бледно-золотистый диван располагался напротив комода красного дерева, на котором стоял телевизор. Между ними — низкий столик, в торце комнаты — эркер с окном, выходящим на Паблик-Гарден[31]
(хотя сейчас я не могла этого видеть, потому что Калеб задернул шторы). Возле окна стоял стол, на котором лежали бумаги и ноутбук. Слева от меня были застекленные двустворчатые двери в спальню. Они были приоткрыты, и внутри я увидела гигантскую двуспальную кровать.Я решила заглянуть в спальню из чистого любопытства, поскольку никогда не была здесь в номерах (не говоря уже о том, что мне надо было как-то отвлечься от ощущения близости шотландского викинга). Слева от входа была дверь в ванную, тоже приоткрытая, и с моего места я увидела длинную мраморную раковину.
— Хороший номер, — тихо сказала я, почувствовав, что он подошел ко мне сзади очень близко.
Калеб не ответил. Вместо этого его руки скользнули по моим плечам, взялись за отвороты на моем легком пальто и потянули его назад, снимая с плеч. Я чуть повела плечами, помогая ему, он снял пальто и положил его на диван. И тут я вся снова покрылась гусиной кожей, потому что одной рукой он собрал мои волосы и перекинул их через одно плечо, а костяшками пальцев другой руки нежно провел по шее.
— Полагаю, разговоры закончились… — я пыталась сказать это легко, однако голос и прерывистое дыхание выдали мое волнение и возбуждение.
Не найдя на спине молнии, он положил руки мне на талию и медленно, ласкающими движениями провел ими по бедрам вниз до самого края платья.
— Почему, ты можешь говорить, Эва, — Калеб взялся за подол и медленно потянул платье вверх. — Расскажи мне, как ты хочешь — медленно, быстро, долго?
Дрожа, я подняла руки вверх, чтобы он мог стянуть платье через голову. С трясущимися коленями я опустила руки и прошептала прежде, чем смогла удержать слова:
— Я не делаю этого.
— Не делаешь чего?
— Не занимаюсь случайным сексом с мужчинами, которые мне не нравятся. Точнее, вообще случайным сексом.
Он ухмыльнулся:
— Но ты уже это делала. Повернись.
Я медленно повернулась, стараясь унять дрожь и надеясь, что он ее не замечает. Не хотелось выглядеть перед ним слабой и уязвимой. Я неохотно подняла глаза, чтобы взглянуть ему в лицо, и почувствовала мощный толчок сильнейшего желания, потому что Калеб смотрел на меня откровенно пожирающим взглядом.
— Шотландцы любят черное кружевное белье и чулки? — поддразнила я его, пытаясь расслабиться и вернуться к нашим прежним ироническим перепалкам взамен этого неистового сексуального влечения.
Я скинула туфли.
Он взялся за край футболки и, одним движением стянув ее через голову, бросил туда же, где уже лежали мое платье и пальто, — на диван. Бог мой, я и не знала, что такие мужские экземпляры существуют в действительности, а не только в книгах и кино. Я с трудом сдерживала желание прикоснуться к нему, исследовать все изгибы и твердости его великолепного тела.
— Детка, ты можешь надеть на себя хоть пластиковый мешок для мусора, я все равно буду тебя хотеть. А теперь быстро в постель, — приказал он, расстегивая пуговицы на джинсах.
— Сам быстро в постель, — ответила я.
Калеб покачал головой, избавляясь от джинсов вместе с трусами:
— Почему с тобой все превращается в какую-то борьбу? — он оторвал взгляд от моего тела и посмотрел в глаза. — Ты вообще не мой тип. Твои волосы, макияж, одежда, отношение к жизни. Ты слишком красивая, и знаешь это. И все-таки несмотря ни на что я умираю от желания снова заняться с тобой сексом.
Меня возмутили его слова, но тело не собиралось понимать всю их оскорбительность и по-прежнему сгорало от желания.
— Я тебя ненавижу.
Он стиснул зубы, сверкнув глазами, и прорычал:
— Хорошо.
А потом набросился на меня в голодном, мстительном поцелуе, на который я мгновенно ответила. Он обвил меня руками и с силой прижал к своей обнаженной груди, вызвав во мне прилив восторга и слабости одновременно.
В его слишком сильном объятии было какое-то отчаяние, и это разбудило во мне огонь. Я завела руки ему за спину и стала ласкать каждый бугорок мышц, а поцелуй становился все более диким и страстным: наши языки сцепились в безумном танце, зубы терлись о губы и кусали их до боли, мы тяжело дышали, стонали, вскрикивали…
Никто не целовал меня так.
Никто.
Этим поцелуем была стерта обида его последних слов.
Этим поцелуем было стерто все.