Бей первым!

«И он погиб, судьбу приемля, / Как подобает…» – вот стихотворно выраженная доминанта эпохи (стихи Уткина).

«И если я домой вернуся целым, / Когда переживу двадцатый бой, / Я хорошенько высплюсь первым делом, / Потом опять пойду на фронт. Любой», – вот постоянно выраженная готовность воевать до тех пор, пока, наконец, не ухлопают (стихи Копштейна).

Просто красные зомби какие-то!..

Глава 3 КУДА ИСЧЕЗЛА ГОТОВНОСТЬ К ВОЙНЕ?

Спор шел не между фашизмом и всем остальным человечеством, а между двумя фашистскими системами. Фашизм был побежден, фашизм победил.

Юрий Нагибин

Ранее мы очень много внимания уделили схожести двух диктаторов – Гитлера и Сталина. Пора пришла присмотреться к различиям.

Наши бравые историки в погонах и примкнувшие к ним антирезунисты цивильного толка говорят, что Сталин к войне не был готов, а Гитлер – готов. В этом и есть главное различие.

Поскольку нет никаких моральных причин, по которым Сталин мог бы отказаться от намерений нанести первый удар по Германии, историкам остается только одно – твердить о материальной неготовности Сталина к войне. Других причин придумать нельзя.

Однако сам Сталин неготовым себя вовсе не считал.

Один из дружественных зарубежных дипломатов в 1941 году предупредил Сталина, что Гитлер может скоро напасть. Сталин спокойно ответил: «Пусть приходит, встретим». Слова Сталина «пусть приходит», разумеется, не говорят о том, что Сталин избрал оборонительную стратегию. Подобное построение сталинской фразы объясняется просто: не мог же Сталин чужому человеку признаться в том, что СССР сам готовит нападение на Германию! А вот в плане психологическом фраза Сталина свидетельствует об абсолютном спокойствии Иосифа Грозного по отношению к Гитлеру и о полном отсутствии страха перед ним.

Впрочем, эту историю я мог бы и не рассказывать: мы уже имели возможность убедиться в том, что Гитлера Сталин не боялся. И народ свой психологически мобилизовал на войну, приучив к мысли, что Гитлера мы скоро побьем, напав на него («будем бить врага на его территории» – более чем прозрачный эвфемизм агрессии, даже если исключить прямые пропагандистские призывы к первому удару). В обстановке сталинского террора и сталинской нищеты у населения всей радости только и оставалось – кино пропагандистское посмотреть, водки хряпнуть да ждать войны, как избавления от мирного труда. Потому что на трудовой фронт население сталинской страны было мобилизовано еще до войны.

Закрепощение людей происходило в два этапа, начиная с лета 1940 года. И до сорокового в сталинском СССР свободы было немного, поскольку крестьян, которых Александр II освободил от крепостного права в 1861 году, Сталин вновь закрепостил во время коллективизации, а на самых масштабных народнохозяйственных стройках, требующих большой концентрации рабочей силы (каналы, железные дороги, электростанции, заводы, города) в СССР корячились армии рабов. Которые (в соответствии с красным этикетом) назывались заключенными. Более-менее свободными оставались лишь пролетарии и «прослойка» – последние группы населения, которые еще могли распоряжаться собой и своим временем. Вот эту-то последнюю часть населения Сталин и закрепостил, привязав к фабрикам, как Петр I привязывал к своим заводам крепостных рабочих.

Сначала, 26 июня 1940 года, был издан указ «О переходе на восьмичасовой рабочий день, семидневную рабочую неделю и об укреплении трудовой дисциплины». Затем, 21 октября 1940 года, был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР «О запрещении самовольного перехода инженерно-технических работников, мастеров, служащих и квалифицированных рабочих на другое место работы».

Вот и все. Больше свободных людей в Советском Союзе не осталось. Только крепостные. Разумеется, крепостные рабочие или крестьяне в сталинской империи имели определенные преимущества по сравнению с обычными рабами (заключенными) – они ночевали у себя дома, то есть жили как бы на воле. И это нужно было ценить! Потому что за опоздание на работу более чем на 20 минут крепостной переводился в рабы, лишался семьи и переезжал жить в барак к остальным рабам, которые в «исправительно-трудовых» лагерях мёрли как мухи (см. например, «Колымские рассказы» Варлама Шаламова).

Сталинисты могут сказать: ничего подобного! Закрепощение рабочих и инженеров предполагалось только как временная мера предвоенного периода. А потом Сталин раскрепостил бы всех обратно… Не раскрепостил, однако. Эти сталинские указы не были отменены даже после войны и действовали до самой смерти тирана.