Бей побольнее

Безукоризненно аккуратный и элегантный в своем белом костюме и панаме, он выглядел сошедшим со страниц романа "Унесенные ветром".

— А я-то все думал, когда буду иметь удовольствие снова видеть вас, — сказал он, пожимая мне руку. — Хотите кофе?

— Спасибо, нет. Я только что позавтракал.

Время было 10.05.

— Как ваше колено?

— То лучше, то хуже. Когда бывает лучше, я немного работаю в саду.

Я остановился, любуясь розами.

— Лучших никогда не видел! — воскликнул я совершенно искренне.

— Знаете, я ведь с ними разговариваю.

Он рассмеялся:

— Цветы реагируют на ласку. Они любят, когда ими восторгаются.

Мы уселись в качалке в тени. Он закурил трубку, я — сигаретку

— Итак, молодой человек, нашли вы Джонни? — спросил он.

— Это требует много времени… Причина, по которой я пришел к вам сегодня, мистер Боткине: я хочу поговорить о вашем сыне.

Тень пробежала по его лицу.

— Какое отношение он имеет к Джонни?

Голос его зазвучал чуть резче.

— Не знаю. Я вроде рыбака. Забрасываю удочки в поток в надежде что-то поймать. Вы не имели от него известий?

— Не имею с тех пор, как его призвали в армию. Тому уже десять лет. И, откровенно, не хочу их получать. От него не было ничего, кроме неприятностей. Если бы не он и его отвратительное поведение, Китти была бы жива по сей день. Это он вогнал ее в могилу.

— Как я понял, они с Митчем были приятелями?

— Пара негодников. Да, как я считаю, Сид верховодил. У него была хорошая голова, только досталась она дурному человеку.

Белли вытянул изо рта трубку, посмотрел на нее и горестно вздохнул: — Ни я, ни Китти не могли понять, где мы допустили ошибку. Мы окружили его теплом и заботой, но в то же время не слишком его баловали. Его скверные наклонности начали проявляться рано. Уже в четыре года он тащил из моего стола. Если бы он попросил меня, он получил бы решительно все, но ему было интереснее воровать. Позже он стал таскать у меня из кассы, я поймал его за этим и хорошенько наказал, но это не помогло. Просто он стал действовать осторожнее и хитрее. Они с Митчем повадились ездить в Парадайз-сити на мопеде Митча. Старый Фрэд купил его Митчу. Там они воровали самым форменным образом. Я знал это, потому что не спускал глаз с Сида, а у него появились деньги на сигареты и модные вещи. Так что ничего не изменилось… Китти не осушала слез. Сид ее постепенно убил.

— Бессердечный малый, — сказал я с возмущением. — Попав во Вьетнам, он вам не писал?

— Один раз прислал Китти открытку, в которой сообщал о своем приезде. После этого ничего.

— У вас нет случайно его фотографии, мистер Боткине? — спросил я как бы между прочим.

— Фотографии? Как же, есть. Припоминаю, что он прислал Китти свой портрет в военной форме до того, как они сели на корабль…

Он вопросительно посмотрел на меня:

— Хотите взглянуть?

— Если это не доставит вам больших хлопот.

Я широко улыбнулся ему:

— Понимаете, ловлю рыбу…

Он медленно поднялся на ноги:

— Пойдемте в дом. Я покажу вам.

Мы вошли в аккуратную гостиную. Он подошел к письменному столу и начал рыться в ящике, а я подошел к заднему окну и посмотрел на маленький садик с тыльной стороны дома. Там имелась превосходная лужайка и другие розовые кусты. Темнокрасные крупные цветы покачивались на длинных стеблях. Я подумал, что лишь в редких цветочных магазинах можно увидеть такую красоту.

Я осмотрелся. На письменном столе виднелась портативная пишущая машинка.

— Вы печатаете, мистер Боткине?

— У меня отвратительный почерк. Я поддерживаю связь с некоторыми старыми друзьями и не хочу портить их зрение.

Он выпрямился и протянул мне конверт:

— Вот фотография Сида.

Я вытащил оттуда хороший портрет работы фотографа-профессионала, на котором был изображен молодой человек в армейском тропическом шлеме.

Так вот как выглядел Сид Боткине!

Узкие плечи, коротко подстриженные черные волосы, близко поставленные глаза, рот с необычайно тонкими злыми губами, короткий курносый нос и белый шрам, идущий от правой брови до подбородка. Оденьте его в грязное белье, потертые джинсы и рубашку, и вы увидите типичного порочного головореза.

— Я никогда не смотрю на нее, — сказал Белли, отходя в сторону. — На этом снимке ясно видно все его скверное нутро.

— Шрам?

— Этот-то? Он заработал его в пятнадцатилетнем возрасте.

Поножовщина, по всей вероятности. Мы с Китти не стали расспрашивать. Он явился домой весь в крови, мать его перевязывала и лечила. Мы были в таком ужасе… Даже не то, нас это настолько потрясло, что мы не пожелали знать подробности…

Он тяжело вздохнул:

— Мы к тому времени уже научились молчать. Уговоры, просьбы, нотации, все это было пустой тратой времени.

Я спрятал фотографию снова в конверт и положил его на стол.

— Вы недавно видели Джонни Джексона? — спросил я, ошарашивая его внезапным вопросом.

Он замер, потом посмотрел на меня.

— Что вы говорите?

— Я спросил, видели ли вы Джонни Джексона уже после смерти деда?

Он отвел в сторону глаза.

— Почему вы об этом спрашиваете?