Бей в кость

— В общем, да, — согласился Чугаев, — но даже если вы мне сюда его голову на блюде принесете — не поверю. И если пристрелите тут, в палате, у меня на глазах — тоже.

— А когда сможете поверить?

— Сложный вопрос, Сергей Сергеевич. Пока я не готов на него ответить.

Уж очень башка плохо соображает.

— Что ж, время пока терпит, — сказал Баринов, — мне не хотелось бы негативно влиять на процесс вашего выздоровления. Но рекомендую все же подумать вот над каким нюансом. Вы, товарищ Чугаев, на данный момент — герой-одиночка.

Своего рода Дон Кихот, в меру своих личных сил и возможностей сражающийся против зла. Но, к несчастью, не против безобидных ветряных мельниц, которые только кажутся злыми духами, а против вполне конкретных и могучих людей, которые ничего на этом свете не прощают. Ценность человеческой жизни они определяют по ее кошельку, а также по числу активных стволов, которые этот кошелек охраняют. Основная масса людей на этой планете для них — скоты и быдло, которых надо доить и стричь с максимальной выгодой и с минимальными затратами на кормежку. Уважают они только себе подобных: со связями, с деньгами и стволами. А одиночек-идеалистов они давят, как вшей, — одним ногтем. Впрочем, что я вам это объясняю? Вы все лучше меня знаете…

— Это надо так понимать, наверно: не упирайся рогом, Чугаев, не мучайся в одиночку. Иди ко мне под крышу, будем большие дела делать… Примерно так, как нашу разведгруппу в Афгане агитировали: «Эй, шурави! Ходи на наш сторона — в каждом кишлаке жениться будем!»

— Ну, я пока еще не делал подобных заявлений, — усмехнулся профессор. — Однако течение моих мыслей вы уловили верно. В том смысле, что вам, Олег Сергеевич, пора осознать полную бесперспективность вашей самостоятельной деятельности. Тем более что у вас больше не осталось соратников. Во всяком случае, у вас их нет в том количестве, которое помогло бы вам хоть как-то реализовать накопленные вами материалы. Ну, продержались бы вы у Воронкова неделю, может быть, месяц. Потом загнулись бы смертью героя — и что дальше?

Ваши компроматы пролежали бы без пользы годы и даже десятилетия. Возможно, к тому моменту, когда они угодили бы в хорошие руки, все основные фигуранты уже почили бы в бозе и документы стали бы представлять лишь историческую, а отнюдь не юридическую ценность.

— Ну, насчет того, чтоб они просто так пролежали бы, я не уверен… — сердито сказал Чугаев.

— Но и в том, что вашим гипотетическим коллегам удастся привести компроматы в действие, вы, по-моему, сильно сомневаетесь… Если они, эти самые коллеги, все же имеются. Должен заметить, я лично имею основания думать, что их просто нет.

— Они есть, господин профессор, — упрямо произнес Чугаев.

— Не буду спорить — вам виднее. Но смею вас заверить, куда бы они ни сунулись с вашим, так сказать, «наследством», дать делу ход им вряд ли удастся.

Даже при том, что сейчас практикуется нечто похожее на свободу прессы и существует масса изданий, не говоря уже о «независимых» журналистах, именуемых в народе «сливными бачками», готовых публиковать любые скандальные материалы ради повышения тиражей своих газеток или рейтинга телепередач. Однако пик интереса к разоблачительст-зу, мягко говоря, уже прошел. Народ перекормили, понимаете ли?! Тем более что никаких серьезных последствий все эти горы компромата для тех, на кого он собран, увы, не влекут. Может, каких-нибудь мелких «шестерок» или «валетов» где-то и посадили, пару-тройку «тузов» и «королей» заставили смыться за кордон, где они живут припеваючи и не опасаются, что их экстрадируют в Россию.

— И все-таки Воронков готов был из меня жилы тянуть, лишь бы добраться до этих документов, — заметил капитан. — Значит, не такие уж они и безобидные…

— Естественно, — кивнул Сергей Сергеевич, — потому что среди того, что вы накопали, было достаточно много пакостей про самого Владимира Евгеньевича. А заодно — про губернатора одной из областей господина Пантюхова, которого он доблестно охранял несколько лет назад. Пантюхов, правда, уже не губернатор, но зато возглавляет солидную коммерческую структуру. С выходами на мировой рынок, между прочим. Воронкова Пантюхов числит в погибших и вряд ли сильно обрадуется, если узнает, что человек, организовавший убийство его сестры, живет и здравствует.

— Тем более что заказчиком убийства был сам Пантюхов… — заметил Чугаев.

— Это не меняет сути дела, — невозмутимо заявил Баринов. — Воронкова, вне всякого сомнения, достанут и уберут. Он лишний на этом празднике жизни.

— А вы, конкретно вы, его уберете? — неожиданно спросил Чугаев.

— Я не занимаюсь подобными мерзостями, — осклабился Сергей Сергеевич, — к тому же лично для меня Воронков более полезен в живом виде. То, что он поведал нам за истекшие сутки — это целая «Сага о Форсайтах». Конечно, на суде это только «слова, слова, слова», выражаясь языком Шекспира, но если бы это подкрепилось бумагами, аудио-и видеозаписями, которые у вас имеются, — можно было хорошую игру организовать.

— Вы же только что говорили, будто этим никого не удивишь.