Бейкер-стрит на Петроградской

Панову я никогда раньше не видел и почти ничего не читал (правда, в молодости в университете мы проходили ее популярные «лауреатские» повести «Спутники» и «Кружилиха»). Мы договариваемся о встрече.

И вот я в гостях у Веры Федоровны. В просторном кресле передо мной сидит разбитая параличом старуха, полуслепая и полуглухая, с затрудненной речью, с четками в руках, в кружевной черной накидке и с крестом на груди.

Разговаривает трудно, глухо. Что мне отчетливо врезалось в память — поразительной красоты руки, лежавшие на подлокотниках кресла.

Мне предложены кофе и коньяк.

Она тоже пьет, неловко вытираясь бумажными салфетками и бросая их под стол.

Оказывается, «Сентиментальный роман» — любимая вещь самой Пановой. Она говорит мне о том, что сама хотела бы написать сценарий по этому роману и надеется, что я поучаствую в этом как кинематографист.

«Серафима, принесите-ка Игорю книгу», — обращается она к Юрьевой.

В суматохе найденную книгу Панова подписывает мне, и я ухожу убитый всем увиденным, с чувством тяжести и горя.

Была зима. Я еду в троллейбусе домой, раскрываю книгу и вижу, что там кроме дарственной подписи мне есть еще и подпись внучке. Мне стало совсем грустно...

Начав читать в холодном троллейбусе, я дома уже не мог оторваться. А там — двадцатые годы, комсомольцы... споры... любовь... более того — несчастная любовь!.. Зоя большая идет по жизни, по-своему поняв «свободную любовь»... И еще миллион мыслей! Я вдруг столкнулся с тем, о чем думал уже давно.

Сразу же возникли трудности. Панова написала роман-воспоминание, что всегда трудно переносить на экран. Лирический герой Севастьянов — только лирический герой, без характера. В кино это всегда невозможно. Описаны главным образом не события, а результаты этих событий. Самый драматичный персонаж — Зоя маленькая — все время в тени.

Хватаюсь за книгу о Пановой. В своей монографии известный литературовед Саша Ниноэ (мы учились с ним на филфаке) очень тонко подметил сходство «Сентиментального романа» с поэмой Маяковского «Про это».

Про это! Про это!!!

Еду к Юрьевой, хочу узнать, как Панова меня нашла, что за мистика?!

Все разъяснилось просто: Игорь Васильевич Таланкин, который дружил с Верой Федоровной после фильма «Сережа» и которого она очень уважала, из всех ленинградцев первым назвал ей меня — ему нравился фильм «Завтра, третьего апреля».

Выкладываю Вере Федоровне свои сомнения и опасения по поводу экранизации, делюсь прежними идеями — ей нравится. Оказывается, по поводу романа до меня к ней ходили многие режиссеры и сценаристы, но она всем отказала. «Они говорили о „перекличке поколений" и тому подобной ерунде», — сказала Панова.

Она ждала лишь Игоря Таланкина, но он все время был занят.

Вместе с Верой Федоровной мы написали большую, пространную заявку. Оставив заявку у нее, я уехал в Омск на фестиваль «Ленфильма» с «Гонщиками».

В четверг, первого марта, я возвратился в Ленинград.

Вера Федоровна в тот же день подписала нашу общую заявку, а в субботу утром, третьего марта, она умерла от мозгового удара...

Я воспринял эту смерть как большое личное горе, как невосполнимую потерю, хоть и был в этом доме новым

человеком, не знал семью, кроме разве что Бориса Борисовича Вахтина, ее сына, с которым был шапочно знаком.

Панова перед нашими последними встречами, как потом рассказывала мне Юрьева, так волновалась и хотела произвести на меня хорошее впечатление, что даже подкрашивала губы перед моим приходом...

Поминками занимался заместитель директора «Ленфильма» Игорь Каракоз. Я был в его кабинете, когда он разговаривал с Вахтиным.

«Может, чем помочь?..» — спросил я.

И Боря поручает мне маленькое дело, о котором в суматохе все забыли: на временный крест на могиле надо прибить табличку 12 на 25 сантиметров с надписью: «Вера Федоровна Панова. 20.III.1905—3.III.1973».

...Веру Федоровну отпевали в Никольском соборе, где ранее отпевали другую великую женщину — Анну Ахматову...

А я в это время сидел в гараже, грел замерзшие пальцы и на лакированной дощечке белой автомобильной эмалью писал эту временную табличку для креста на могиле в Комарове.

Думал ли я когда-нибудь, что буду писать надгробную надпись этой женщине? Думал ли я, что когда-нибудь буду писать за нее сценарий?

Смерть Пановой породила ряд казусов. Измученная пятью годами паралича, она написала удивительную книгу «Лики на заре» — о нашей древности. К концу своих дней пришла к Богу и завещала соборовать себя в церкви. Это отпевание сразу изменило к ней официальное отношение. Некрологи были сухи. «Правда» поместила лишь восемь строчек на последней полосе под заголовком «Кончина Пановой», а «Литературная газета» и «Литературная Россия» рядом с некрологами напечатали портрет не Веры Федоровны, а латышской народной писательницы Анны Саксе, еще здравствовавшей в ту пору...

СЦЕНАРИСТ - НЕ ПИСАТЕЛЬ