Обсуждение этих вопросов в приматологии до сих пор вызывает много споров, но, как заключают Повинелли и Принс, в целом мало доказательств того, что нечеловеческие приматы рассуждают о других психических состояниях в большей степени, чем о внимании. Хотя шимпанзе явно замечали и реагировали на направление взгляда в ряде экспериментов, похоже, нет твердых оснований для вывода о том, что они действительно понимали, как определенные телесные позы связаны с внутренним состоянием внимания. Интересно, что подобные исследования у наших близких родственников так затруднены потому, что любому более жесткому анализу реальных функциональных свойств шимпанзе постоянно мешает то, что Повинелли и Принс называют "неизбежным субъективным впечатлением" (там же, с. 72), что некий "аттенционный клей" между сознательным субъектом и объектом действительно существует. Понятие "аттенционного клея" не только интересно с философской точки зрения (см. раздел 6.5.2), но и поучительно с точки зрения феноменологии исследователя. Как и любое феноменальное содержание, "немедленно воспринимаемый аттенционный клей" всегда может быть галлюцинаторным содержанием. Это субъективное впечатление, конечно, создается автоматическими функциональными механизмами, лежащими в основе активации сознательной Я-модели человека-ученого (который, безусловно, может обладать высокой степенью "моторной эквивалентности" по отношению к Я-модели наблюдаемого шимпанзе), и это впечатление неизбежно, поскольку Я-модель человека удовлетворяет ограничению прозрачности. Однако существует множество примеров групп животных, в которых очевидно нецелевое поведение автоматически повторяется большим количеством сородичей с большой скоростью и точностью - достаточно вспомнить косяки рыб или стаи птиц. У людей то же самое происходит с такими формами поведения, как зевота и смех. Часто группа разражается хохотом, не успев осознать, над чем именно смеются.
Очевидно, что функциональная и когнитивная преемственность между человеком, нечеловеческими приматами и другими животными существует не только в области приписывания интенциональных состояний другим агентам, анатомическим субстратом которого являются зеркальные нейроны, но и в автоматических, бессознательных паттернах взаимной самосимуляции, не сопровождающихся феноменально представленными целями или намерениями. По-видимому, существуют функционально активные разделы Я-модели, которые управляются социальными стимулами, но, тем не менее, не приводят к эксплицитной метаэмуляции и социальному познанию, отраженному на сознательном уровне Я-модели. Риццолатти и его коллеги (Rizzolatti et al. 2002) предположили, что существует эволюционно старый механизм резонанса, который отображает визуальные репрезентации воспринимаемого поведения непосредственно на моторные репрезентации наблюдателя. В этом случае предполагаемый изоморфизм и функциональная конгруэнтность будут наблюдаться не между наблюдаемыми и выполняемыми действиями, а только между наблюдаемыми и выполняемыми движениями, то есть поведением без сопутствующей репрезентации цели, о которой говорилось выше. Именно такой низкоуровневый резонанс может объяснить, как новорожденные младенцы на очень ранней стадии способны имитировать мимику и движения рук. Высокоуровневый резонанс, однако, отвечал бы за подлинное когнитивное подражание, реализуемое в Я-модели, и за "настоящее" подражательное поведение. Результаты экспериментов по визуализации мозга свидетельствуют о том, что нейронные корреляты низкоуровневых и высокоуровневых механизмов резонанса, реализуемых Я-моделью, не совпадают (например, см. Decety, Grèzes, Costes, Perani, Jeannerod, Procyk, Grassi, and Fazio 1997; Grèzes, Costes, and Decety 1998). Как предполагают Риццолатти и его коллеги, механизм резонанса высокого уровня может описывать цель действия, в то время как в более позднем состоянии внимание может быть сосредоточено на форме действия, повторение которого, если оно происходит, опосредовано цепью, задействованной в механизме резонанса низкого уровня.