Being No One - The Self-Model Theory of Subjectivity

Сразу же я понимаю, что это сон. Поскольку я знаю, что уже довольно поздно (около 9 часов вечера), я хочу проверить, действительно ли я нахожусь в настоящем люцидном сне или вижу только гипнагогические образы. Для этого я наблюдаю за положением своего тела. Я сижу в автобусе: значит, я в люцидном сне. Я пытаюсь заговорить с не очень стройной женщиной, сидящей передо мной. Она ведет себя по-детски и производит впечатление немного вульгарной. Я прошу ее написать что-то на листе бумаги так, чтобы я мог это прочесть. Очевидно, что это неточное указание вполне понятно для нее. Она уже стоит рядом с моим местом, но потом отходит назад - как будто поняла мой план занять место прямо напротив меня. При этом она говорит: "Но потом вы скоро поймете..." Больше она ничего не говорит. Я начинаю размышлять, что именно я скоро пойму: то, что она обладает собственным сознанием, или то, что она им не обладает? Она спрашивает меня, есть ли у меня что написать. Я представляю себе (!) лист бумаги и, как бы, достаю его из левого кармана или из небытия. Это заставляет женщину сделать замечание, что я, должно быть, настоящий фокусник. Однако лист не вполне осязаем, я не могу его схватить, и он снова начинает растворяться. Как следствие, женщина передо мной берет полотенце и расстилает его на спинке своего кресла, очевидно, потому что хочет на нем писать. Пораженный, я смотрю на полотенце (на котором, очевидно, слишком сильно зациклился) и просыпаюсь". (Tholey 1987, p. 232 f.; перевод с английского Т.М.)

Как известно всем опытным люцидным сновидцам, фиксация визуальных объектов является надежным методом завершения люцидного сна. Интересно, что между ПСМ и бессознательной функциональной Я-моделью, как во сне, так и в люцидном сновидении, существует устойчивое соответствие в плане движений глаз и направления взгляда: Если субъект в люцидном сне добровольно подавляет движения глаз, представленные в PSM, это также изменяет важное функциональное свойство мозга, прерывая быстрые движения глаз, которые являются одним из самых надежных "функциональных коррелятов" сновидения. Другими словами, если - что представляется парадигмальным примером нисходящей причинности - вы подавляете феноменальные движения глаз в люцидном сне, вы подавляете движения глаз и в сновидящем физическом теле, заставляя его проснуться, то есть перейти в другое глобальное состояние моделирования реальности.

Легко понять, что люцидные сны - это субъективные состояния с точки зрения полностью развитой перспективы первого лица. Однако с философской точки зрения, в частности, феноменальная интерсубъективность в сновидениях представляет собой еще более захватывающее явление. Обладают ли сновидческие фигуры, встречающиеся во время люцидного сна, собственной феноменальной идентичностью? Являются ли они личностями? Немецкий исследователь сновидений Пауль Толи сообщает о следующем эпизоде:

. . . Я коротко оглянулся. Человек, преследовавший меня, не был похож на обычного человека; он был высок, как великан, и напоминал мне Рюбецаля [в немецких легендах - горный дух]. Теперь мне стало совершенно ясно, что я нахожусь во сне, и с чувством огромного облегчения я продолжил бежать. Затем мне вдруг пришло в голову, что я не обязан бежать, а могу сделать что-то еще. Я вспомнил о своем плане поговорить с другими людьми во время сна. Поэтому я прекратил бег, повернулся и позволил преследователю приблизиться ко мне. Затем я спросил его, чего, собственно, он хочет. Его ответ был таким: "Откуда мне знать?! В конце концов, это ваш сон, и, кроме того, вы изучали психологию, а не я..." (Tholey 1987, p. 97; перевод с английского Т.М.)