Читаем Being No One - The Self-Model Theory of Subjectivity полностью

Случай 1: Абстракции могут составлять содержание феноменальных репрезентаций; например, если мы субъективно переживаем наши когнитивные операции с существующими концептами или ментальное формирование новых концептов.

 

Случай 2: Концепты в ментальном языке мышления могут (демонстративным или предикативным образом) ссылаться на феноменальное содержание других ментальных состояний. Например, они могут указывать или ссылаться на примитивное феноменальное содержание первого порядка, поскольку оно эпизодически активируется при сенсорной дискриминации.

 

Пример 3a: Концепты в публичном языке могут относиться к феноменальному содержанию ментальных состояний: например, к простому феноменальному содержанию в том смысле, о котором говорилось выше. На объектном уровне критерием логической идентичности при использовании таких выражений является интроспективный опыт, например, субъективное переживание одинаковости, о котором говорилось выше. Примерами таких языков могут служить народная психология или некоторые виды философской феноменологии.

 

Пример 3b: Концепты в публичном языке могут относиться к феноменальному содержанию ментальных состояний: например, к простому феноменальному содержанию. На металингвистическом уровне критерии логической идентичности, применяемые при использовании таких понятий, являются общедоступными свойствами, например, свойствами нейронного коррелята этого активного, сенсорного содержания или некоторыми его функциональными свойствами. Одним из примеров такого языка может служить математическая формализация эмпирически полученных данных, например, векторный анализ минимально достаточного паттерна нейронной активации, лежащего в основе конкретного цветового опыта.

 

Случай 1 не является темой моего сегодняшнего обсуждения. Случай 2 является объектом критики Дианы Раффман. Я считаю эту критику весьма убедительной. Однако я не буду обсуждать ее дальше - в том числе и потому, что предположение о существовании языка мышления с эмпирической точки зрения является крайне неправдоподобным. Пример 3a предполагает, что мы можем формировать рациональные и эпистемически оправданные убеждения в отношении простых форм феноменального содержания, в которых затем появляются определенные понятия (различие между феноменальными и нефеноменальными убеждениями см. в Nida-Rümelin 1995). Основное предположение состоит в том, что для таких концептов могут существовать формальные, металингвистические критерии идентичности. В данном случае речь идет о том, что они опираются на материальные критерии идентичности, которые человек использует на уровне объектов, чтобы обозначить для себя транстемпоральную идентичность этих объектов - в данном случае простых форм активного сенсорного содержания. Выполнение этих критериев материальной идентичности, согласно этому предположению, является чем-то, что может быть непосредственно "считано" из самого субъективного опыта. Это, по идее, работает надежно, поскольку в нашем субъективном опыте сенсорной одинаковости мы автоматически осуществляем феноменальную репрезентацию этой транстемпоральной идентичности на объектном уровне, которая уже сама по себе несет в себе эпистемическое обоснование. Именно это фоновое предположение является ложным почти во всех случаях осознанного цветового зрения и, весьма вероятно, в большинстве других перцептивных контекстов; эмпирический материал демонстрирует, что эти критерии транстемпоральной идентичности нам просто недоступны. Из этого следует, что соответствующие феноменальные понятия в принципе не могут быть сформированы интроспективно.

Это прискорбно, потому что теперь мы сталкиваемся с серьезной эпистемической границей. Для многих видов ментального содержания, производимого нашими собственными сенсорными состояниями, это содержание кажется когнитивно недоступным с точки зрения первого лица. Говоря иначе, феноменологический подход в философии разума, по крайней мере в отношении тех простых форм феноменального содержания, которые я условно назвал "квалиа Раффмана" и "квалиа Метцингера", обречен на провал. Описательная психология в смысле Брентано не может появиться почти в отношении всех самых простых форм феноменального содержания.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Объективная диалектика.
1. Объективная диалектика.

МатериалистическаяДИАЛЕКТИКАв пяти томахПод общей редакцией Ф. В. Константинова, В. Г. МараховаЧлены редколлегии:Ф. Ф. Вяккерев, В. Г. Иванов, М. Я. Корнеев, В. П. Петленко, Н. В. Пилипенко, Д. И. Попов, В. П. Рожин, А. А. Федосеев, Б. А. Чагин, В. В. ШелягОбъективная диалектикатом 1Ответственный редактор тома Ф. Ф. ВяккеревРедакторы введения и первой части В. П. Бранский, В. В. ИльинРедакторы второй части Ф. Ф. Вяккерев, Б. В. АхлибининскийМОСКВА «МЫСЛЬ» 1981РЕДАКЦИИ ФИЛОСОФСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫКнига написана авторским коллективом:предисловие — Ф. В. Константиновым, В. Г. Мараховым; введение: § 1, 3, 5 — В. П. Бранским; § 2 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным, А. С. Карминым; § 4 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным, А. С. Карминым; § 6 — В. П. Бранским, Г. М. Елфимовым; глава I: § 1 — В. В. Ильиным; § 2 — А. С. Карминым, В. И. Свидерским; глава II — В. П. Бранским; г л а в а III: § 1 — В. В. Ильиным; § 2 — С. Ш. Авалиани, Б. Т. Алексеевым, А. М. Мостепаненко, В. И. Свидерским; глава IV: § 1 — В. В. Ильиным, И. 3. Налетовым; § 2 — В. В. Ильиным; § 3 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным; § 4 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным, Л. П. Шарыпиным; глава V: § 1 — Б. В. Ахлибининским, Ф. Ф. Вяккеревым; § 2 — А. С. Мамзиным, В. П. Рожиным; § 3 — Э. И. Колчинским; глава VI: § 1, 2, 4 — Б. В. Ахлибининским; § 3 — А. А. Корольковым; глава VII: § 1 — Ф. Ф. Вяккеревым; § 2 — Ф. Ф. Вяккеревым; В. Г. Мараховым; § 3 — Ф. Ф. Вяккеревым, Л. Н. Ляховой, В. А. Кайдаловым; глава VIII: § 1 — Ю. А. Хариным; § 2, 3, 4 — Р. В. Жердевым, А. М. Миклиным.

Александр Аркадьевич Корольков , Арнольд Михайлович Миклин , Виктор Васильевич Ильин , Фёдор Фёдорович Вяккерев , Юрий Андреевич Харин

Философия
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука