– Все в порядке. Спасибо. – Он, кивнув, сел прямо на землю по ту сторону занявшегося костра.
Я сидел, глядя в пламя и размышляя. Когда после начала операции я почувствовал, что попал в водоворот, захлебываясь в ужасном предчувствии смерти, последней мыслью было, что Окадо – обычный мошенник, в сговоре с адвокатами клиентов облегчающий их карманы от миллиардов, а затем убивающий под видом оцифровки сознания.
Но я пришел в себя на берегу реки. Нижняя часть тела болела от впившихся в кожу камешков, верхнюю же припекало солнце. Встав на ноги, я обнаружил, что абсолютно гол, а тело мое мало походило на то, которое усадили в операционное кресло, казалось, минуты назад. Под гладкой молодой кожей перекатывались валуны мышц. На теле был единственный шрам, на правом предплечье – память о потасовке на школьном выпускном, закончившемся поножовщиной. По всем признакам, мое физическое состояние можно было оценить лет на двадцать. Никаких болевых ощущений внутри, лишь через час или два в желудке заурчал голодный спазм.
К тому времени, буквально в десяти метрах от места, где меня выбросило на берег, я обнаружил пакет с вещами и тяжелый туристический рюкзак. Все это напоминало дни, когда мы с отцом путешествовали в Аппалаччах. Неширокая река бежала вниз по долине, склоны которой скрывались под покровом леса. Я облачился в камуфляжный комбинезон, обулся в тяжелые берцы и надел на левое запястье часы со стрелкой компаса. В рюкзаке оказались палатка, спальник, газовая горелка с баллоном пропана, запас еды – в основном, консервы – и еще масса вещей, необходимых туристу в походе.
Разведя костерок и разогревая фасоль с мясом, я обдумывал ситуацию. В голове то и дело всплывали слова Амели: «…
И что же это значит? Что я сейчас одновременно сижу в операционном кресле и здесь, на берегу горной реки? И все это – вода, лес, горные склоны – всего лишь набор электроимпульсов у меня в голове? И что же мне делать? Сидеть на месте? Но что обозначал снаряженный для похода рюкзак? Я подозревал, что любое событие здесь, в этом странном межмирье, между ничем и нигде, имеет свой смысл и влечет за собой определенные действия.
Пока я размышлял, доедая фасоль, стемнело. Я поднялся подкинуть веток к костер, мимоходом обернулся, взглянул против течения реки и застыл. Вдалеке, на горизонте, поднималось зарево, будто пылал гигантский пожар. Сразу вспомнились слова Накадзавы о выжигании нейронов. Выходило так, что особых вариантов у меня не было, так что с рассветом я двинулся вдоль течения реки, спускаясь вместе с ней из горных теснин.
На пятый день пути я вышел на бескрайнюю травянистую равнину и встретил Джорджа.
15
– Когда мы уже доберемся хоть до чего-нибудь? – тоскливо спросил я, особо не надеясь на ответ.
– Все зависит от вас, – пожал плечами Джордж. – Мы ведь уже говорили об этом.
Я смотрел на его лицо, которое постоянно, казалось, менялось в игре ночных теней и отблесков костра. Я часто пытался вытащить из памяти его образ – ведь, если я путешествовал по собственному сознанию, то должен был встречать исключительно то, что когда-либо видел. Но ничего не получалось: как я не силился, не мог вспомнить. В то же время, его отдельные черты иногда казались мне знакомыми, словно виртуальный Франкенштейн взял нос от одного моего знакомого, голову от другого, руки от третьего и слепил нового человека.
Прошло уже полдня, как я вышел из предхолмья гор и шел по равнине, вдыхая густой травяной запах. Подсознание выкидывало странные штуки. Меня окружала трава, густая, высокая – почти по пояс, и пахнущая почему-то яблоками. Едва я позволил себе расслабиться после часа ходьбы, как справа, в десятке метров, гулко хлопнуло, будто парус от порыва ветра и, обдав волной горячего воздуха, из травы величаво взмыла огромная ярко-синяя бабочка. Распахнув метровые крылья, с которых на меня, не мигая, пристально смотрели сотни глаз-пуговиц, она неспешно, воздушным скатом, заскользила куда-то по своим делам.