Бэль, или Сказка в Париже

Как только Яна освободилась от забот по устройству Машеньки и осталась одна, тяжелые противоречивые мысли принялись одолевать ее бедную голову. Через несколько минут ей предстояло встретиться со следователем по делу об убийстве Володи. Комарьков Игорь Александрович, молодой человек лет тридцати пяти, произвел на нее в общем-то довольно приятное впечатление еще в первую их встречу, перед похоронами. Ей, положа руку на сердце, очень хотелось рассказать ему о телефонном звонке. И она, думая об этом, даже подсознательно ощущала, насколько ей станет легче, решись она на этот шаг. Однако Гришины предостережения также оказывали на нее влияние, и влияние это было более весомым. Ну, в самом деле, кто для нее этот приятный голубоглазый молодой следователь? Чужой человек, который всего лишь выполняет свои должностные обязанности! Значит, и выполнять он их будет согласно имеющимся инструкциям. Но, как сказал Гриша, больше недели «пасти» ее никто не станет! А Гриша ее родственник, который в первую очередь думает о своей племяннице Маше и, соответственно, о ней, Яне. Она прекрасно сознавала, что ей следует положиться на Гришу, однако что-то ее тревожило в подобном положении вещей, что-то подсознательное подсказывало, что надо бы подключить и милицию. И этот подсознательный зуд в душе не давал покоя вплоть до того момента, когда она остановилась перед широким крыльцом серого милицейского здания.

Яна спросила у дежуривших милиционеров, где находится кабинет следователя Комарькова, и, выслушав объяснение, направилась на второй этаж. Подойдя к двери под номером двадцать два, она несмело ее приоткрыла, спросила: «Можно» — и вошла. Следователь в это время разговаривал по телефону, однако, увидев Яну, жестом пригласил ее пройти и присесть. Его кабинет был небольшим и неуютным — два высоких шкафа, три стола, многочисленные стулья, беспорядочно стоящие у этих столов — казенное нагромождение устаревшей мебели. Яна несмело опустилась на указанный стул и, чтобы не показаться любительницей подслушивать телефонные разговоры, устремила взгляд на посеревший от времени подоконник, уставленный невзрачными цветочными горшками.

Вскоре следователь, закончив разговор, положил трубку.

— Здравствуйте, Яна Аркадьевна. Как вы? — спросил он участливо.

— Спасибо, вполне приемлемо, — ответила она.

— Вот и хорошо! Не хотите чаю, кофе?

И приятный голубоглазый следователь добродушно ей улыбнулся.

— Спасибо, я позавтракала!

— Ну тогда мы просто поговорим, и я обещаю, что не стану вас долго задерживать.

Яна согласно кивнула.

— Я бы снова хотел поговорить о работе вашего мужа, Яна Аркадьевна. Мне было бы интересно поподробнее узнать о его основном заработке, точнее, где чаще всего ему приходилось зарабатывать на жизнь?

Яна удивленно на него взглянула, не совсем поняв вопрос.

— Понимаете, мне хотелось бы услышать вообще все, что вы знаете о его работе, — уточнил следователь, — ведь, как я понял, постоянного места этой самой работы у него не существовало.

— Ну да, он был свободным художником. Работал и в картинных галереях, и на выставках, а чаще всего брал заказы от именитых коллекционеров и занимался реставрацией или изготовлением копий в своей мастерской на Таганке. Эта квартира принадлежала Володе и его брату, они оборудовали ее под мастерскую.

— Давно?

— Давно. Во всяком случае, пока я с ним, другой мастерской у него не было. Более подробно я рассказать не могу. Понимаете, я ведь второй год сижу с ребенком, а потому совершенно ничего не знаю о Володиных делах.

— Что же, вы совсем ничем не интересовались?

— Ну почему! Когда он работал на передвижных выставках, мы часто ходили с ним туда вместе с дочкой, особенно если там бывало что-то интересное, по мнению Володи. А его конкретной работой я в общем-то не интересовалась, если только у него у самого не возникало желания рассказать о чем-то.

— Ну хорошо. А не вспомните ли вы, что он рассказывал о последней выставке в Доме художника?

— Да, в общем, только то, что картины этой француженки, по его мнению, — настоящие шедевры, особенно какие-то две или три. Мы как раз собирались туда сходить, но внезапно заболела дочка, и поход отложился. А потом Володя рассказал мне об исчезновении картины «Бэль». А вы что, связываете это с его убийством?

— Мы прорабатываем всевозможные версии, и эта одна из них.

— Но Володя никак не мог быть в этом замешан! — в порыве святого доверия к мужу воскликнула Яна и вдруг вспомнила о своем разговоре по телефону. А вспомнив, тут же осеклась, в голове мелькнула страшная мысль, — может, вовсе не деньги ей следовало искать тогда на антресоли?!

Замешательство тотчас же отразилось на ее лице, заставив следователя насторожиться:

— Что? Что вы хотели сказать, Яна Аркадьевна?

— То, что Володя, в силу своих профессиональных убеждений и любви к большому искусству, никак не мог быть причастен к краже картины.

— Ну почему же к краже?

Яна растерянно пожала плечами:

— Ну, может, вы об этом подумали. Вернее, мне показалось, что вы подумали именно об этом!