Белая акула

Но это, опять же, открыто, перед законом. Александра не сомневалась, что у него хватает секретов. Если бы он и правда был лишь гениальным врачом, сын бы от него не шарахался! Да и потом, ее собственный папаша ныне пребывал в маразме, но когда-то он был отличным следователем. И даже в поврежденном мозгу Михаила Эйлера сохранилась память о том, что Виктор Шереметьев связан с мафией. Теперь Александра готовилась проверить, будет ли от этого толк.

Она явилась в клинику без записи. Прошла по глянцево блестящим коридорам так, будто именно она тут всем заправляла. Конечно, молоденькие администраторы пытались ее остановить, однако ее уверенность смутила даже их, и они были не слишком активны в своем протесте. Так что до кабинета Шереметьева она добралась без труда.

Она просто назвала секретарше свое имя, пояснений не давала. У нее были все основания полагать, что Шереметьев ее знает. Это не означало, что он ее примет — напротив, мог послать подальше уже осознанно, и она бы не настаивала больше на встрече, потому что от такого человека помощи не дождешься.

Но посылать ее он пока не стал, он пригласил ее к себе.

Александра знала, что Виктору Шереметьеву шестьдесят девять лет. Собственно, на них он и выглядел: еще далеко не дряхлый, но и не моложавый, иссушенный временем, исчерченный морщинами, убеленный сединой. Хотя седина в их роду ранняя — она Андрею лет в тридцать досталась. Виктор сидел за столом и наблюдал за незваной гостьей. Глаза у него были светлые, светлее, чем у сына, и не выражающие ровным счетом ничего. Белый халат он на работе не носил — для того, кто давно уже не заходил в операционную, это было бы фарсом. Вместо этого он предпочел дорогой, отлично сидящий деловой костюм.

Но даже через этот лоск и показную ухоженность Александра сумела обозначить для себя одну простую истину: Виктор Шереметьев пьет. Не выпивает по чуть-чуть по праздникам, а конкретно так прикладывается, наверняка с запоями. Он определенно пытается это скрыть, но продолжается все не первый год, и изменения внешности — отечность лица, красные прожилки на глазах, припухший нос, — постепенно становятся очевидными, особенно с поправкой на возраст.

Андрей об этом не упоминал — хотя оно и понятно, он вообще в разговорах о семье каждое слово чуть ли не пипеткой отмерял. Александра пока не решила для себя, как использовать это знание, она просто ничего подобного не ожидала. Люди такого ума и такой железной воли, как у Виктора Шереметьева, редко ищут примитивного забытья…

Это все-таки его дело. Для нее важнее было то, что он ее принял. Не дожидаясь приглашения, Александра устроилась в гостевом кресле напротив его рабочего стола. Шереметьев продолжал прожигать ее взглядом, с тех пор, как она вошла, он не произнес ни единого слова.

— Вы ведь знаете, кто я? — осведомилась Александра.

— Да.

Вот так, «да» — и все. А недавно ей казалось, что Андрей не слишком разговорчив! Теперь понятно, в кого.

— Тогда знаете вы и то, что тема для разговора у нас всего одна. Насколько мне известно, вы ни разу не были у него в больнице.

— А смысл? Он овощ.

— О таком и речи не идет, мозг не пострадал!

Прозвучало куда эмоциональней, чем хотелось, и Александра знала, что это ошибка. Она просто не сдержалась: эти дни и бессонные ночи не пошли ей на пользу. Она сделала глубокий вдох, пообещав себе больше не попадаться.

— Прямо сейчас — овощ, — отрезал Шереметьев. — Он не поймет, приходил я или нет. А раз так, какой смысл?

— Да уж… Вы знаете, кто напал на него?

— Нет.

— Даже не догадываетесь?

— Это работа полиции — разбираться в таком.

— Да, у полиции есть подозреваемый, — кивнула Александра. — Думаю, вам скоро сообщат о нем.

— Вы только что сообщили.

— А я как раз не считаю его подозреваемым. Я думаю, что его следствию подсунули намеренно, а тот, кто действительно хотел убить Андрея, еще на свободе. Мне нужна ваша помощь.

— Какая же?

Шереметьев не был удивлен или даже заинтригован. Он говорил с ней как человек, который все для себя решил, но из вежливости тянет время перед непременным отказом.

— Андрею необходима охрана, — пояснила Александра. — Круглосуточная. И не какие-нибудь тупые дуболомы, а люди с мозгами, потому что нападение, если оно все-таки состоится, не будет ни простым, ни очевидным.

— Опять же, это работа полиции.

— Полиция на сей раз не справится.

— Ну а я здесь при чем? Я ведь всего лишь врач, да еще и пожилой человек. Какое отношение я могу иметь к организации столь сложной охраны?

— Вы еще и его отец — странно, что это не прозвучало.

— Как его отец, я за него очень переживаю. Плохо сплю и мало ем. Буду за него молиться в свободное время.

— И это все?

— Все, что я могу.

Шереметьев говорил мало и осторожно, словно опасался записи. Но Александра по глазам видела: старик все прекрасно понимал. И риски, и истинную потребность в охране. Ему просто было плевать, он уже списал Андрея со счетов. Он даже в больнице сына не навещал не из-за собственной нелепой теории с «овощем», а потому, что ему было все равно.