Белая акула

Константин Ливкович уверенно попал во вторую категорию. Уже его бизнес не внушал уважения: Ливкович торговал наркотиками. Однако это не было его единственным преступлением. Всю свою жизнь Ливкович не слишком жаловал девушек старше шестнадцати. А вот лет двенадцать-тринадцать, когда маленькая девочка только превращается в женщину, когда тело только начинает меняться, — это то, что надо! Таких любовниц Ливкович себе покупал регулярно, и его мало волновало, откуда брались эти девочки и как относились к нему. Он держал их в специально для этого купленном доме, расположение которого никто не знал. Там девочки выживали по несколько лет, Ливкович не был склонен к избиениям и пыткам, хотя даже изнасилование крупным мужчиной порой причиняло его маленьким жертвам тяжелые травмы. Когда девочки становились старше, Ливкович терял к ним интерес и перепродавал, искалеченных душевно и физически, а себе приобретал «свежий товар».

Ливкович был среди тех, кому Андрей открыто демонстрировал презрение и руку не подавал. Виктор предполагал, что сын и в полицию бы обратился, если бы у него были хоть какие-то доказательства. Однако Ливкович грамотно заметал следы, а его болтовня, даже записанная на диктофон, за улику бы не сошла: он всегда мог сказать, что просто пересказывал содержание какого-нибудь фильма. Поэтому Андрею только и оставалось, что игнорировать его.

Увы, однажды это стало невозможно. Как раз в конце ноября Ливковичу попалась любовница с характером: девочка сумела добраться до ножа и пырнула мучителя в живот. Сама по себе рана не была серьезной — если бы Ливкович сразу же обратился за помощью. Но он в пьяном угаре не чувствовал боли, им овладела злость. Ему хотелось немедленно отомстить девочке, и он лично убил ее, но при этом рана расширилась, внутренние повреждения усугубились, Ливковичу требовалась срочная помощь.

Оперировать его должен был Виктор, таких уважаемых клиентов он бы никому больше не доверил. Но тут у старика случился приступ: руки тряслись так, что он не мог даже взять скальпель, не то что со сложнейшей раной возиться. Он был вынужден вызвать сына.

Андрей, конечно же, долго отказывался, используя нехитрый аргумент «собаке собачья смерть». Однако Виктор умело надавил на жалость, напомнил, что умирает, и сыну пришлось согласиться.

— Все было бы нормально, если бы не Костин длинный язык, — усмехнулся Виктор. — Он когда в стрессе был — он всегда болтал много, просто заткнуться не мог! Что на уме, то и несет, не думая, где он и с кем. А тогда он был возбужден, на нервах, его только девка и интересовала. Пока его готовили к операции, он трындел без умолку, что именно с ней сделал.

— Ты там был? — уточнила Александра. — Слышал это?

— Нет. Полина передала.

Догадка Александры оказалась верной: Полина Смолина действительно раньше работала с Шереметьевым-старшим. Именно он назначил ее в команду ассистентов Андрея, чтобы она наблюдала за его сыном и обо всем докладывала ему.

Перед операцией Константин Ливкович успел рассказать, как он пытал и убивал маленькую девочку, настолько подробно, что одна из медсестер не выдержала, упала в обморок. Потом наркоз наконец заткнул фонтан красноречия убийцы, но было уже поздно. Андрей и без того презирал этого человека, а тут он просто сорвался. По мнению Полины Смолиной, он не то что не оказал Ливковичу помощь — он обеспечил ему смерть. Это не так уж сложно, достаточно одного быстрого, грамотного движения скальпелем опытного хирурга, и все — никто уже не поймет, что причиной смерти стало не ножевое ранение.

Доказать это Полина не могла, у нее только и было, что собственное впечатление. Но она обвинила Андрея в преступлении открыто, а он… Он не согласился и не отрицал. После этого Полина напрочь отказалась работать с ним и обо всем доложила Шереметьеву-старшему. Тот, конечно же, устроил сыну скандал, который для Андрея ничего не значил.

Но другого наказания не было, Виктору и самому было невыгодно объявлять, что его сын, которому он доверял многие важные операции, кого-то убил. Поэтому он скрыл правду и избавился от тела Ливковича, в этом у клиники тоже был богатый опыт.

Теперь многое для Александры стало на свои места. Вот оно, вот что мучало Андрея в те дни! Он и готов был умереть — и не хотел этого. На него давила отнятая жизнь, он, в отличие от своего папаши, не был преступником. Он был врачом, он хотел спасать жизни, а не опускаться до самосуда! В то же время он понимал, что Ливковича нельзя было лечить, потому что тогда продолжили бы страдать дети. Он не хотел совершать преступление, однако сделал бы это снова, если бы возникла необходимость. Все это Андрей практически прямым текстом сказал Александре на крыше в ночь их знакомства, да только она, не зная обстоятельств, ничего не поняла.