Белая бабочка

Сперва в нем боролись два чувства — страх и надежда. Может быть, этот приход в самом деле связан с началом больших событий, которые разыграются по всей Украине. Но как только Шелех понял, что все дело кончится несколькими поджогами и убийствами, надежды покинули его. Ночной гость исчез, и остался один только страх. Он гнул Шелеха в дугу. Непрерывно борясь с ним, Остап Петрович лез из кожи вон, чтобы прослыть хорошим работником.

Археология, раскопки, камни и черепки служили Дупею реквизитом в его нелегкой игре. Они помогали ему носить маску.

С того сентября, когда над Львовским университетом поднялся красный флаг. Шелех жил в постоянной тревоге, что в любую минуту с него могут сорвать эту маску. Пошли самые страшные двадцать месяцев его жизни. И гитлеровское вторжение на советскую землю он воспринял, как спасительный якорь, брошенный ему судьбой, должно быть, наконец, сжалившейся над всеми его муками и страхами. Теперь его беспокоило, не забыли ли о нем люди, которые знали его как Юрия Дупея.

Симулировавший перелом ноги хранитель эосского заповедника мог не волноваться.

Будущий комендант Южноморска Курт фон Регль еще в Берлине выписал его фамилию из списка резерва, представленного господами Андреем Мельником и Степаном Бандерой.

Первая встреча Остапа Петровича с фон Реглем происходила без свидетелей.

Навстречу Шелеху из-за огромного стола вышел красивый, с худощавым, вытянутым лицом светловолосый человек в очках. Ему было лет тридцать пять. Мундир хорошо сидел на высокой, стройной фигуре, но во всем облике Регля была не столько подчеркнута выправка, сколько изысканные манеры аристократа.

— Господин фон Регль, вы пожелали меня видеть? — спокойно произнес Шелех.

— Прошу вас, садитесь. — И Регль указал на кожаные кресла у круглого стола в углу кабинета, — На мне теперь мундир солдата, но здесь, — он приложил руку к груди, — бьется сердце ученого, филолога. Искренне рад видеть у себя хранителя знаменитого эосского заповедника. Вы, конечно, слыхали о моем покойном отце?

— Какой же археолог не знает работ достопочтенного профессора Якоба Регля, — ответил Шелех.

— Мы с вами, герр доктор, живем в такое время, когда, к сожалению, приходится изменять науке. Германия делает новую историю. — Регль посмотрел на карту с флажками, висевшую сзади. — Войска фюрера вычерчивают новую карту мира! — Он торжественно помолчал. — Перед отъездом в Южноморск я встречался с представителем штаба Бандеры. Там помнят господина Дупея. Надеюсь, в качестве коменданта Южноморска могу рассчитывать на вашу помощь.

— В меру моих скромных сил. — Шелех учтиво поклонился.

— Я ожидал встретить здесь коллегу моего отца, академика Лаврентьева, но… — Регль развел руками.

— О ком вы говорите? — Шелех не мог да и не хотел сдерживать злость. — Еще в 1918 году в газетах писали: «Человек с белой бабочкой продался красным». Как видите, факт.

— Это о Лаврентьеве? А что за бабочка?

— Дешевое оригинальничание, кокетство! — пренебрежительно произнес Шелех. — Красный академик носит в галстуке белую костяную бабочку…

— Ну, бог с ним. — Регль махнул рукой и задумался. — О чем это я, герр доктор, хотел вас расспросить?.. Ах да!.. Трофим Куцый… Вы знаете такого кладоискателя?

— Ворюга… Всех продаст.

— И убьет, — добавил Регль. — В Берлине в нашем архиве мне попались документы о негоцианте Нигоффе. Без вести пропавшего кладоискателя Хомяка, конечно, убил Куцый.

— Не слыхал… Я в заповеднике с 1923 года.

— Это так, — уверенно произнес Регль, вставая. — Ну что ж, герр Шелех, я рад нашему знакомству. Думаю, мы найдем общий язык. Беспокоить вас по мелочам не будем. Наоборот, мы очень заинтересованы в вашей репутации человека, нелояльного к новому порядку. И в этом мы вам поможем.

В следующие разы хранитель заповедника появлялся в приемной коменданта уже в качестве жалобщика, возмущенного тем, что немецкие солдаты разрушают Эос. Но едва за Шелехом закрывалась дверь кабинета Регля и они оставались с глазу на глаз, их лица принимали совсем другое выражение.

Последний разговор Шелеха с Реглем происходил за несколько месяцев до отступления оккупантов из Южноморска. Регль по-прежнему был подчеркнуто вежлив, но Шелех сразу уловил в голосе коменданта нотки беспокойства и растерянности.

— За оружием приедут в среду ночью, — сообщил Шелех коменданту.

— Дорогой доктор, с вашим арсеналом пора кончать… Обстановка изменилась. На среду назначаю операцию. Вас арестуют вместе со всеми. Потом организуем побег. Вам придется уйти. Вы поняли? — спросил Регль,

— К партизанам?

Вместо ответа Регль сказал:

— Не исключено, что мы можем с вами некоторое время не видеться.

Шелех нервно затеребил бородку.

— В Берлине высоко ценят ваши заслуги, — продолжал комендант.

— Я весьма польщен этим, но надеюсь, что буду полезнее райху как археолог.

По лицу Регля скользнула улыбка:

— Как сказал Экклезиаст, время собирать камни и время их бросать.

Оба помолчали.