Смысл был крайне прост: необходимо было добыть свежий трупик любого мелкого животного или птицы, причём даже не обязательно было убивать их самому – достаточно, чтобы смерть наступила не более двух-трёх часов назад. Затем от трупика отделялась голова, которая, собственно, и становилась магическим стражем. Определённым образом заговорённая, эта голова помещалась в любое удобное место – чаще всего на возвышенности. При этом её даже можно было присыпать землёй для маскировки, поскольку, конечно же, тотем «видел» не обычным зрением. Одна такая голова покрывала круг радиусом до двухсот футов, в зависимости от силы и способностей заклинателя. Само же тельце оставалось у мага. Защищённое магией от разложения, оно начинало шевелиться, если в поле зрения тотема кто-то появлялся. Чаще всего просто начинали медленно сгибаться и разгибаться лапки или крылья.
Основное преимущество тотема было в том, что его относительно легко можно было «откалибровать». Так, например, даже новичок мог отсечь ложные срабатывания на животных, не обладающих сознанием. Давно были разработаны методы настройки тотема на представителей определённых рас. Конечно же, Каладиус сделал объектами поиска своих тотемов лирр.
Со странной увлечённостью зоолога-любителя, которую он проявил ещё во время путешествия на «Нежданной», Каладиус самоотверженно бросил все силы на поимку своих будущих тотемов. Уже через пару дней у него собралась неплохая коллекция из полутора десятков птиц, крыс и другой мелкой живности. Зачарование не требовало большого количества времени или сил, так что вскоре маг, повсюду сопровождаемый своим верным Пашшаном, принялся обходить окрестности Врат Блантура, расставляя свои магические секреты. Не до конца доверяя рунной системе охраны гномов, он спрятал голову ворона неподалёку от входа в тоннели. Здесь уже пригодились огромный опыт и сила мага – он сумел «научить» тотем не реагировать на Мэйлинн: хотя Каладиус и запретил лирре покидать Дуондур, но прекрасно понимал, что если ей что-то взбредёт в голову, то остановить лирру будет весьма проблематично.
Во время работы над тотемами Каладиус со некоторой грустью подумал, что вообще-то эта методика, как и множество других – простых и эффективных, была создана именно магом-некромантом. А теперь эта секта, возможно, более и не существует, и это сделал именно он, Каладиус. Сколько знаний не будет теперь получено лишь потому, что способы их получения окажутся чересчур грязными для большинства магов-чистоплюев? Конечно, со временем Орден заклинателей демонов возродится – ведь знания никуда не исчезли, и древние книги уже сейчас лежат в тайных логовах Ордена, ожидая новых адептов. Но на то, чтоб достичь былого могущества, у некромантов уйдут десятилетия, если не столетия. И на данном этапе великого мага это вполне устраивало.
Совсем иначе проводили время Кол, Варан и Бин. Первые двое – бывалые воины, оказались в месте, где веками производилось лучшее оружие на Паэтте. Оба пропадали в кузницах и оружейных гномов, наблюдая за процессом изготовления величайших клинков, а также любуясь уже созданными. Бин, который не имел бурного боевого прошлого, тем не менее, как и все мальчишки, питал страсть к оружию, поэтому с удовольствием составлял компанию друзьям. Его, конечно, больше зачаровывала красота, нежели функциональность, и иногда приятели добродушно посмеивались над ним, когда он с простодушным восторгом восхищался каким-нибудь декоративным клинком, созданным лишь с целью внушать почтение, тогда как рядом лежал отличный меч, за обладание которым многие мастера клинка заложили бы душу.
Однако, кроме подтруниваний, ветераны щедро делились и знаниями, так что через какое-то время Бин уже мог безошибочно определять лучший меч в стойке. Варан всерьёз взялся за его обучение фехтованию, и это было нечто отличное от того, чему учил его Кол. Простые и эффективные в массовом бою приёмы легионеров мало годились в схватке с ассассинами. Мастер Теней мог в этом помочь. Надо сказать, что и Кол без всякого предубеждения с удовольствием брал уроки у охотника за головами. С этого времени ни один день в Дуондуре не проходил без тренировок.
Бин действительно изменился. Наконец он поверил в то, что пытались внушить ему друзья – он понял, что он не трус. Конечно, Бин осознавал, что будет бояться всякий раз, встречаясь со смертью. С усмешкой он думал о том, что однажды он-таки обмочится от страха, а то и чего похуже. Но тогда, лёжа под кроватью Мэйлинн и глядя на мягкие сапоги лиррийских убийц, он понял, что способен перебороть свой страх, когда на кону стоит что-то очень важное. Что можно бояться и сражаться одновременно, и одно другому не мешает, а, быть может, даже помогает. И это всё придало ему уверенности в себе.