Белая береза

Невероятно! Потрясающе! Сегодня русская радиоустановка передавала… Нет, верить ли? Да, приходится верить… Сегодня мы слышали голос Ганса Лангута, солдата из роты Митмана. Оказывается, несколько солдат, да и сам Митман, в плену у русских! Как они оказались там — непонятно. Ганс Лангут говорил, что русские… (далее тщательно затушевано чернилами).

11 н о я б р я.

Нас спасает разведка. Только что стало известно: завтра утром русские думают атаковать наши рубежи. Странная новость! Мы готовимся к отражению атаки. Работы много, а сил нет…

Говорят, я сегодня ночью бредил…

12 н о я б р я.

Уходят последние минуты этого ужасного дня. Был невероятно жестокий бой. Мы бежали с кладбища. Не все. Многие остались в чужих могилах… Час назад командир батальона майор Брейт расстрелял перед строем двух солдат из нашей роты за трусость в бою. Мне кажется, все наши ребята дрались как львы.

Думы, думы!…

14 н о я б р я.

Нет, теперь мне не страшен ад.

Более тридцати часов — без перерыва — шел бой за деревню, до которой мне нет никакого дела. Мы опять бежали. Устал так, что нет сил жевать хлеб…

Я еще жив, но счастье ли это?"

…Все прочитано. Остается сделать новую запись, может быть последнюю в жизни. Но о чем, в самом деле, писать? Нет, для дневника даже перед таким грозным событием, как новое наступление, Отто Кугель не имеет слов. Написать матери? Но матери нельзя писать, когда в голове такие черные мысли…

Отто Кугель поднялся со своего места и взялся за шинель. Один из солдат спросил:

— Ты хочешь, отнести письмо?

— Да, — угрюмо ответил Кугель.

— Захвати и мое!…

Несколько солдат, услышав этот разговор, обступили Кугеля с письмами.

— Отто, сделай одолжение!

— Я тоже боюсь выйти на мороз…

— Только захвати автомат, Отто…

Собрав письма, Отто Кугель взял автомат и вылез из душного убежища.

В этот момент над деревней догорала зеленая ракета. Свет ее был бессилен перед густой морозной мглой — он быстро ослаб, и Отто Кугель не успел разглядеть даже лес, стоявший за околицей деревни. А когда ракета погасла, вокруг стало так темно, хоть глаз коли…

XVII

В полдень около солнца, как часовые, стояли два светящихся столба, временами тянуло прожигающим до костей ветерком, а на полях с застывшими гребешками снежных волн играла поземка. К вечеру солнце осталось без присмотра и стало гаснуть раньше времени, — над землей появилась морозная мгла. Иней всюду был густ и пушист, точно песцовый мех.

По поручению командира полка лейтенант Юргин проводил в этот день недалеко от Скирманово полевые занятия с бойцами, которые хотели стать снайперами: надо было отобрать лучших из лучших стрелков, способных быстро изучить сложное снайперское искусство.

Закончив занятия, названные бойцами экзаменом, лейтенант Юргин провел коротенькую беседу, объявил, кого зачисляет в группу снайперов полка, и немедленно отпустил всех по своим подразделениям. Оставил он около себя только Андрея, который помогал ему проводить испытания кандидатов в снайперы.

— Пусть идут, — сказал Юргин, кивая на удаляющихся по дороге солдат. — Пойдем следом, поболтаем…

…За сутки после боя, по наблюдениям Андрея, Юргин изменился до неузнаваемости. Похоже было, что Юргин с привычной твердостью и убежденностью в своей правоте решил: за один вечер, когда искал Лену, он отстрадал столько, сколько положено ему судьбой на всю жизнь, и теперь на его долю осталась только радость. Андрей с трудом верил, что человек может измениться так за один день.

Раньше Юргин был нетороплив, угрюм и суров; глядя на него, многие почему-то именно такими и представляли себе всех жителей глухой сибирской тайги. Солдаты знали командира взвода как заботливого, умного и бесстрашного командира, но больше побаивались его, чем любили. Андрей видел Юргина таким, каким видели его все, хотя, по разным причинам, и был к нему ближе всех солдат. Получалось так, будто война освещала Юргина холодным зеленым светом ракет, в котором весь его внешний облик был далек от реального, а тут вдруг только две встречи с Леной осветили его обычным светом весеннего солнца, и он стал тем, чем был всегда. Встречи с Леной ничего еще не обещали, но Юргину и не надо было никаких обещаний; ему достаточно было того, что они произошли, хотя и случайно. К тому же радость последней встречи соединялась с другими радостями, которые принесла победа в последних боях, и от этого Юргин вспыхнул, точно алмаз от солнечного луча… Для всех солдат Юргин неожиданно стал проще, понятнее, ближе; все увидели его не только командиром, омраченным неудачами войны, но и человеком, наделенным простой, открытой и чистой, как родник, душой.