Белая береза

- Скажешь, что тебя три дня назад вызвали в Болотное и приказали быть полицаем, - продолжал Лозневой. - Приказали! Не скрывай, так и скажи. Ну, а ты, как сознательный, не захотел служить полицаем и сбежал из Болотного. А как нашел избушку - сам придумай... Скажешь, например, что как лесник...

- Я найду чего сказать!

- Тогда слушай, что делать надо...

На рассвете Шошин вышел в Лосиное урочище.

XIV

Степан Бояркин, после встречи десанта, возвращался из штаба районного отряда. Только там, встретясь с товарищами по общему делу из разных мест, послушав их доклады на заседании райкома, он понял, какой огромный размах приняло партизанское движение по всей округе: оно уже полыхает, как огонь по лесным чащобам в сухое лето. Теперь же, когда пришла помощь из Москвы, оно могло принять еще больший размах.

Степан Бояркин ходил на лыжах плохо; он едва поспевал за партизанами. На коротких передышках в пути партизаны несколько раз заговаривали с ним о боевых планах на будущее: они чувствовали, что эти планы были намечены сегодня в Гнилом урочище. Но Бояркин упорно отмалчивался, хотя его так и подмывало поделиться с партизанами своими мыслями - и о том, какие предстоят боевые дела, и о том, какие радостные перемены ожидают район в ближайшее время: тяжело носить грустные тайны, но еще тяжелее радостные...

Увидев, что партизаны вновь остановились впереди и что-то рассматривают на снегу, Степан Бояркин прибавил шаг.

- Что здесь такое?

- А вот погляди, Егорыч, - ответил пожилой рыжеватый партизан Тихон Зеленцов. - Приходилось видать?

У комля толстой ели, на взрыхленном снегу, - мусор, звериные следы и застывшие капли крови.

- Куница? - догадался Бояркин.

- Она!

Перед Бояркиным вдруг встала картина жестокой ночной схватки... Ловкая и хищная куница быстро, но осторожно обшаривает еловый лес; она знает: белок много и у нее сегодня опять должна быть вкусная, любимая еда. Вот она подбежала к этой старой ели, и в ноздри ей ударил приятный запах свежего, жилого беличьего гнезда. Она знает: днем белка наелась еловых семян и сушеных грибов и теперь спит крепким, безмятежным сном, надеясь, что вход в ее дупло надежно закрыт мхом. Быстро прикинув, с какой стороны вход в дупло, куница бросается на ель, и через несколько секунд в дупле начинается смертная борьба. Но заканчивается она, по всем приметам, только на земле...

- Пропала белка! - сожалеюще сказал Зеленцов. - Она ведь как делает, эта куница? - продолжал он, приметив, что некоторые молодые партизаны не знают повадок хищного зверька. - Задушила белочку вот тут... Видите, как возились они на снегу? Задушила и волоком... Вот он, след, видите? И волоком ее обратно в дупло. Нажралась и завалилась спать в чужой квартире. Подойди мы сюда потише, я бы ее сейчас же ухлопал, даю слово!

Этот случай внезапно испортил у Бояркина радостное настроение и спутал приятные мысли. Весь остаток пути до избушки лесника, где находился сторожевой пост отряда и предстояла передышка, он прошел в угрюмом молчании, не в силах отделаться от навязчивой картины ночной кровавой схватки у старой ели.

В избушке лесника оказалось много незнакомых людей: все шли в отряд. Как они находили путь к избушке лесника в Лосином урочище, не совсем было понятно. "Слухами земля полнится, - объясняли иные. - В народе говорят, куда идти надо..." В другое время Степан Бояркин обрадовался бы всем этим людям, но теперь, оставшись наедине с начальником поста Пятышевым, бывшим работником кооперации, спросил сурово и подозрительно:

- Кто они... все эти люди? Знаешь?

Оказалось, что Пятышев мало интересовался тем, откуда и кто шел в отряд, - он сгорал от восторга за славу отряда и искренне наслаждался мыслью, что в этой славе есть и его доля.

- Идут! Все идут! - восторгался он, считая, что Бояркин напрасно отвлекает его от главной темы их разговора. - Ежедневно до десяти человек! Это же удивительно! Значит, народ знает об отряде. Совершенно правильно говорится в пословице: худая слава лежит, а хорошая бежит! Если ежедневно будет такой наплыв, то за месяц...

- Возьми счеты, легче будет считать, - оборвал Бояркин бывшего кооператора. - Заведи тут дебит, кредит...

- А что? - обиделся Пятышев. - Чем плохо счет вести?

Маленький, подвижной, с круглым брюшком, подтянутым военным ремнем, он заметался по боковушке, сверкая внезапно вспотевшей плешинкой.

- Не кипятись, остынь! - угрюмо и строго сказал Бояркин. - Нам нужно завести теперь такой порядок в отряде: лучше меньше людей, да лучше! Сколько учили нас партия бдительности, забыл?

- О бдительности я не забываю...

- А по-моему, уже забыл!

Пятышев с обиженным видом сел на свое место.

- Вот тебе приказ, - сказал Бояркин, - строжайший приказ: ни одного человека без моего разрешения не отправлять в отряд! О каждом новом человеке будешь давать сведения, кто и откуда... Прикажу отправить на Красную Горку - только тогда и отправляй. Не забывай, есть еще на свете гады! Один проберется в отряд - и то хлебнешь беды.

Этот разговор происходил за несколько часов до появления в избушке лесника Афанасия Шошина.