Белая береза

Когда комендант Квейс начал немного оправляться от тяжелого похмелья, доктор Реде пригласил его в свою комнату. Был вечер. Окна комнаты были плотно закрыты черной маскировочной бумагой. На столе на разных банках теплились в маленьких круглых плошках, залитых вонючим жиром, хилые огоньки.

- Дорогой Квейс, - сказал доктор Реде, - завтра я уезжаю.

- Так скоро?

- Эту поездку с вами, - продолжал Реде, поправляя на носу пенсне, несмотря на разные трудности в пути, я считаю совершенно исключительной. Мне удалось достать здесь чрезвычайно интересный, очень важный материал для моей новой книги.

Квейс еще плохо соображал после похмелья. Водя бесцветными глазами по огням, он переспросил:

- Для книги?

- Да, - сказал Реде. - Вы ведь знаете, что я оставил свой прекрасный кабинет в Страсбурге и, выполняя поручение профессора Хирта, поехал вместе с армией, чтобы собрать как можно больше материалов для своей новой книги. В ней я очень убедительно доказываю превосходство немецкой расы над всеми остальными расами и, в частности, над славянами, которые самой природой обречены на то, чтобы частью вымереть в ближайшее время, а частью - стать нашими рабами...

- Да, я слышал, - ответил Квейс. - Это должна быть чудесная книга. И вам уже удалось получить для нее здесь важный материал?

- Сейчас покажу, дорогой Квейс.

Доктор Реде молча открыл чемодан, и Квейс, взглянув, обомлел: чемодан доверху был наполнен человеческими черепами и костями, еще сверкающими белизной. Доктор Реде осторожно вытащил из чемодана небольшой череп, положил его на стол между двух огней.

- Я не понимаю, - тревожно сказал Квейс.

- Это череп Якова Кудрявого, - сообщил Реде, - заместителя председателя здешнего колхоза, большевика. Он будет в Страсбурге, в музее нашего общества по изучению явлений наследственности*.

_______________

* В Страсбурге, под руководством профессора университета Хирта,

гауптштурмфюрера, директора одного из отделов "Института

военно-исследовательской работы", в управлении по вопросам

наследственности составлялась, по поручению Гиммлера, коллекция

скелетов и черепов всех рас и народов. Об этой "научной работе"

гитлеровцев стало известно на Нюрнбергском процессе.

- Он? - изумился Квейс.

- Это типичный представитель русской нации, обреченной на вырождение, - продолжал доктор Реде. - Обратите внимание! - Он дотронулся рукой до черепа. - Все строение черепа очень хорошо показывает, как было низко умственное развитие этого представителя русской нации. В результате смешения крови русские племена уже выродились, по сути дела, в идиотов, которых можно использовать лишь как рабочий скот, а большая часть их просто опасна для нового общества, которое создается нами в Европе. Вы понимаете?

- Я понимаю, - склонился Квейс.

В глазах коменданта все еще не просветлело. Он смотрел на стол, и ему виделось огромное пространство, по которому были раскиданы большие груды железа, множество черепов и всюду пылали, пылали огни...

XXII

На другой день в Ольховке произошло новое событие, какого не случалось в ней никогда, даже в худшие времена ее многовековой жизни.

Ерофей Кузьмич держался одного решения: жить тихо и незаметно, как живут, скажем, летучие мыши. "Они ведь как живут? - размышлял он про себя. - Наступило непогожее время - залегли, замерли; подошло лето ожили. Да и летом только по ночам вылетают на промысел. Вот как живут! До чего умные твари!" Поведение немцев в деревне не понравилось Ерофею Кузьмичу с первого дня: он всей душой почувствовал, что они в самом деле жестоки и беспощадны и, пока находятся здесь, от них можно ожидать любых злодеяний. И поэтому Ерофей Кузьмич хотя и стал под нажимом Квейса старостой, но втайне решил всеми мерами избегать этой службы. Пользы от нее никакой, а беду нажить легко. Узнав, что Костя ушел куда-то в леса, где есть партизаны, Ерофей Кузьмич понял, что надо быть особенно настороже: если они проведают о его усердии на немецкой службе - не сносить ему головы. Вот почему Ерофей Кузьмич решил никогда не являться в комендатуру без вызова, а все дела по должности, пока не удастся избавиться от нее, справлять так, чтобы вся деревня знала, что лично он не желает ей никакого вреда.

Когда его вызвали в комендатуру, он высказал семье свое предположение:

- Может, отъезжать собрались?

- Да унесли б их черти! - ответила жена.

- Погоди, унесут! - уверенно заявил с печи Васятка.

- А чего им тут делать? - сказал Ерофей Кузьмич, накидывая на плечи полушубок. - Им тут нечего делать. Им же воевать надо. Да-а, должно, собрались... Где рукавицы-то? Ну, отъедут, так это и лучше, меньше беспокойства.