…Один танк вырвался к пушке совсем близко. Капитан Озеров увидел его, когда он поднимался на пригорок, и яростно крикнул:
— Огонь!
Маленький и весь черный, как трубочист, наводчик, с двумя треугольничками в петлицах, повернул дуло пушки вправо, прикинул поверх его глазом, — и пушка сильно дернулась, будто хотела выскочить из своей позиции, обнесенной валом, и броситься на танк. Снарядом разбило у танка колесо-ленивец. Скрежеща ослабевшей, спадающей гусеницей, танк круто повернулся и полез в лощину, где были кусты орешника и крушины.
— Огонь! — закричал Озеров, толкая наводчика.
Позади разорвался снаряд. Черномазый наводчик дернулся, судорожно схватился за замок, еще раз дернулся и, взмахнув руками, откинулся назад. Другой боец, выронив снаряд, закричал и кинулся в сторону, хватаясь за бок.
Пока Озеров и Уралец оттаскивали в сторону убитого черномазого наводчика, третий артиллерист, тоже молодой парень, но крупной породы, орудуя с замком, обнаружил, что осколок снаряда разбил крышку ударного механизма, — боевая пружина и боек отлетели неизвестно куда. Еще издали, почуяв неладное с пушкой, Озеров кинулся к ней, присел у станины.
— Ну что? Что тут?
— Вот, видите? — показал артиллерист и, поднимаясь, махнул на пушку обеими руками, жестом этим хороня ее и прощаясь с ней. — Все! Бросай!
Озеров вдруг вспомнил, что где-то около пушки видел топор, случайно оставленный с ночи, когда готовили огневую позицию, и закричал, оглядываясь по сторонам:
— Петя, топор!
Заскочив в дворик, Уралец подал топор.
— Да гвоздь еще, гвоздь найди!
— Вот напильник, — предложил артиллерист, поняв, что задумал неутомимый капитан.
— Заряжай! — скомандовал Озеров.
Подбитый танк, дергаясь, прополз кустарник и уходил дальше в лощину. Вставив в пустое отверстие клина затвора напильник, Озеров, торопясь, ударил по нему обухом топора. Пушка дернулась, и снаряд угодил в моторную часть уходящего танка, — его захлестнуло чубатой волной огня.
Но Озеров даже не успел порадоваться удаче. Сзади его схватил и, что-то крича, потащил от пушки Петя Уралец. Переступая вспять через станину, Озеров упал, а когда вскочил, влево от себя, совсем близко, метрах в двадцати, увидел танк, вылезший из-за кустарника. Озеров хотел что-то сделать, за что-то схватиться, но было поздно. Оглушив воем мотора и скрежетом, танк уже лез на бруствер дворика, задирая вверх гусеницы. Все дальнейшее произошло в течение нескольких секунд. Не успев ничего сделать, капитан Озеров, пятясь, опрокинулся навзничь. Он уже не видел, как танк левой гусеницей накрыл пушку и артиллериста…
XXII
Андрей быстро и тревожно открыл глаза. У самой головы — на сером камне — стояла ворона; на правом крыле ее вкось торчало, сверкая белой изнанкой, вывернутое перо. Приподняв клюв, со старческой прищуркой, точно сквозь очки, смотрела она на Андрея, и глаза ее вдруг показались ему большими и мертвенно-лунными, как у совы. Зябко поддернув приспущенные крылья, она шагнула вперед, и Андрей замер в ужасе, услышав, как скрежетнули о камни ее когти. Не трогаясь, он застонал, и ворона, прыгнув, заслонила крыльями небо.
Тяжело опираясь о землю, Андрей приподнялся и повел вокруг опухшими от прилившей крови глазами. Он лежал в помятом, обтрепанном кустарнике. Вокруг истекали свежей ржавью ободранные ольхи. На обломанных кустах крушины светились литые картечины ягод. Старая ворона качалась на согнутой вершине березки, и клюв ее железом сверкал на солнце. Она не собиралась отлетать далеко. У нее был настороженный, выжидательный взгляд. Андрей начал судорожно хвататься за сухие, пахнущие гарью травы.
— Отошло? — послышался из кустов голос Юргина.
— В голове шумно… — не сразу ответил Андрей.
— Лежи еще! — приказал Юргин.
И опять они затихли. Каждый с усилием напрягал слух, то слегка приподнимая голову, то прикладывая ухо к земле. Далеко на флангах, у большаков, все еще гремели пушки, а поблизости вокруг — на рубеже батальона — все более и более крепла тишина, особая тишина, которой славятся глухие ржевские места. Изредка, не нарушая ее, пролетали, похлопывая крыльями, вороны.
Прорвав оборону в центре рубежа, немецкие танки пошли через лес прямо к Вазузе. Вслед за ними пошли автоматчики. В последние минуты, когда немецкие автоматчики были совсем близко, Андрей выбрался при помощи Юргина из своего полузаваленного танком окопа, и они, прячась в бурьяне, ползком пробрались в лощину, заросшую кустарником. Немцы не заметили их и прошли мимо. Андрей и Юргин долго лежали в кустарнике, не шевелясь, придерживая дыхание. Около часа по всему полю раздавался топот ног, резкие свистки, автоматные очереди, истошные выкрики. Потом на ближнем проселке долго стучали мотоциклы и грохотали грузовые машины, проходящие к Вазузе. Наконец на рубеже батальона установилась тишина. Ветерок разогнал запахи горелого железа, масел и пороха, и на поле боя вновь начали торжествовать внятные запахи осени.