Белая богиня

Открытие потерянной древней поэзии могло бы помочь ответить на вопрос о теме. Если она еще сохраняет свою состоятельность, то наверняка подтвердит интуитивную догадку валлийского поэта Алана Льюиса, который в марте 1944 года, перед смертью, будучи в Бирме, писал о "единственной поэтической теме — Жизни и Смерти… и вопросе о том, что остается от возлюбленной". Для поэтического журналиста тем может быть много, но для поэта, как понимал это слово Алан Льюис, выбора нет. Элементы единственной, но имеющей множество вариантов Темы нетрудно найти в древних поэтических мифах, которые хотя и менялись в зависимости от очередной религиозной эпохи (я использую слово "миф" в его строгом значении "устной иконографии", не имеющем ничего общего с "нелепой беллетристикой"), все же в основном сохранялись в первоначальном виде. Абсолютная преданность Теме внушает читателю странное чувство не то восторга, не то ужаса, от которого волосы встают дыбом. А. Э. Хаусман[11] придумал простой и практичный способ определения истинной поэзии. Если вы про себя молча повторяете строчки, пока бреетесь, то щетина на подбородке начинает шевелиться. Однако он не объяснял, по чему это происходит.

Древние кельты всегда отличали поэта, который поначалу был также священником и судьей и личность которого была неприкосновенна, от обыкновенного менестреля. По-ирландски его называли fili, или провидец, по-валлийски — derwydd, или дубовый провидец, от чего скорее всего происходит и "друид". Даже короли признавали его моральное превосходство. Если два войска сходились в битве, то поэты с обеих сторон уходили на гору и там обсуждали происходящее. В валлийской поэме шестого века "Gododin" говорится, что "поэты земли облагают налогом доблестных воинов", и соперники, которых они частенько разводили в стороны своим неожиданным вторжением в их дела, впоследствии, бывало, принимали их версию боя, если он удостаивался быть запечатленным в поэме, с почтением и удовольствием. Менестрель же был joculator, или увеселителем, а не священником: то есть обыкновенным плебеем, искавшим покровительства военных олигархов и не имевшим завидной выучки поэтов. Он мог как угодно обставлять свое выступление, помогая себе и мимикой, и жестами, но в Уэльсе он по сути был просителем, eirchiad, то есть человеком без профессии, приносившей постоянный доход, а потому зависимым от щедрости вождей. От Посидония Стоика[12] до нас дошел слух о кошеле с золотом, брошенном кельтскому менестрелю в Галлии в начале первого века до нашей эры, а в это время друиды были там в полной силе. Если лесть менестреля приходилась по душе слушателю, тем более если песня кружила его замутненную медом голову, то менестрель мог рассчитывать на золотое ожерелье и сладкий кусок, но если нет, ему доставались лишь обглоданные кости. Но попробуйте выразить пренебрежение ирландскому поэту даже спустя столетия после того, как он потерял право на роль священника, и он сочинит такую сатиру, что лицо обидчика пойдет черными пятнами и он изойдет поносом, а то напустит такую порчу, что несчастный лишится разума. Уцелевшие сочинения подобного рода валлийских поэтов говорят о том, что с их авторами приходилось считаться. С другой стороны, придворные барды Уэльса не имели права сочинять проклятия и сатиры и могли требовать наказания за обиды только законными путями. Согласно законам десятого века, например, придворный бард в Уэльсе мог требовать eric "в девять коров и сто восемьдесят пенсов деньгами". Число девять наводит на мысли о бывшей его патронессе, Музе девяти ипостасей.

В древней Ирландии учитель-поэт сидел за столом рядом с королем и имел привилегию, подобно королеве, носить шести цветную одежду. Слово "бард", которое в средневековом Уэльсе означало учителя-поэта, в Ирландии имело другой смысл. Им называли поэтов, не прошедших "семи ступеней мудрости", которые после очень трудного двенадцатилетнего обучения сделали бы его ollave.

Положение ирландского барда определено в седьмом столетии в "Приложении к закону Crith Gabhlach": "Бард не имеет законченного образования, но у него есть знания". Однако из более поздней "Книги Ollaves" (ставшей частью "Книги Баллимота" четырнадцатого века) делается ясно, что дошедший до седьмого года поэтического обучения — все равно что студент, прослушавший университетский курс, но не сдавший экзамен на бакалавра. К тому времени ученик помнил наизусть половину положенных сказок и поэм, но не изучил еще более сложную просодию и метрическую структуру и недостаточно знал древний язык. Тем не менее, этот семилетний курс был куда более трудным, чем курс в поэтических школах Уэльса, где и статус бардов был соответственно ниже. Согласно валлийским законам Penkerdd, или главный бард, имел при дворе звание лишь десятой степени и сидел слева от престолонаследника, будучи равным главному кузнецу.