Здесь русская мудрая поговорка «Все, что ни делается, – к лучшему» оправдалась вполне. Петь песни, вступая в город, который по ни на чем не основанному предположению якобы оставлен противником, – была преступная неосторожность, но в данном случае неосторожность эта послужила нам на пользу.
Как выяснилось уже потом, красные не стреляли, чтобы не делать излишнего переполоха, – они поджидали песенников, – и никак не думали, что эти «песенники», пользуясь наступившей темнотой, так быстро и незаметно вырастут перед ними в грозную цепь. Для них песенка была уже спета. Несколько дружных залпов с нашей стороны, короткий удар врукопашную – и красная цепь смята вместе с пулеметами, не успевшими сделать ни одного выстрела.
Не допуская возможности, чтобы красные обладали выдержкой, позволяющей им подпустить нас вплотную, я невольно спросил пленных:
– Да кто же вы, наконец, черт возьми, – белые или красные?
– Красные, – был покорный и плаксивый ответ.
Среди пленных (это были курсанты) оказалось даже два их командира – офицеры старой армии, которые впоследствии служили в нашем полку.
– Не задерживаться на месте, с Богом вперед! – крикнул командир полка, и батальон кинулся дальше, напрямик по проспекту Императора Павла I. Уже не встречая более на своем пути препятствий, докатился он до казарм 23-й артиллерийской бригады, под аркой, заняв противоположный выход из города. Впоследствии выяснилось, что главные, довольно крупные, силы противника были сосредоточены в районе Варшавского вокзала, и ликвидировать их удалось только на второй день утром.
Была уже темная ночь. Вокруг жуткая тишина. Только в юго-западном направлении изредка слышалась отдаленная ружейная трескотня. Всем нам было немножко страшно, но в общем у каждого на душе было весело и лихо. Шоссе, на котором мы остановились, было чуть ли не единственным выходом из города на Петроград, не считая, конечно, Варшавского вокзала. Каждый поэтому невольно сжимал винтовку и был готов ко всяким сюрпризам.
Послышался шум подходящего от Петрограда поезда. Не доходя до вокзала, поезд остановился. Кучка пассажиров направилась прямо на нас. Слышен был авторитетный бас:
– Я же говорил вам, что у этой арки обязательно будет стоять застава, – раз поезд остановили, не допустив до города, – значит, что-то не так.
– Бог с ними, только бы нас пропустили домой, – отвечал женский голос.
– Здравствуйте, товарищи!
– Здорово, граждане! Откуда вас нелегкая несет ночной порой?
– Домой, товарищи, из Петрограда, сделайте милость, пропустите, товарищи!
– Ладно, проходи, проходи, не до вас тут, только не задерживайся по дороге!
Толпа торопливо засеменила мимо солдат и скрылась в ночной тьме, ничего не подозревая.
И опять тишина и томительное ожидание.
Наконец, уже со стороны города, послышались шаги и конский топот. Какая-то колонна шла прямо на нас.
– Стой! Кто идет?
– Свои!
– Кто свои?
– Гатчинских командных курс…
– Бросай оружие! Сдавайся!
Колонна шарахнулась в стороны, и несколько ослепительных и преувеличенно громких в ночной тишине выстрелов в упор ударило по слуху.
Дружные залпы и лента пулемета с нашей стороны последовали в ответ непокорным курсантам и настолько подбодрили наших врагов, что уже через минуту не слышно было топота… убегавших обратно в город.
Прошло не более часа. Вправо от нас, невдалеке, что-то загорелось. Зловещим светом зарева осветились верхние окна и крыши домов. Стало брать нетерпение. Хотелось поскорее установить связь с главными силами, но посылать людей для этой цели было довольно рискованно, к тому же никто хорошо не знал плана города. Все мы в Гатчине были впервые.
Опять послышался шум идущих на нас, и опять из города. Подобрались.
– Кто идет?..
Большой неожиданностью, на этот раз уже для нас, были дружный залп и раскатистое «Ура!».
Батальон не замедлил достойно приветствовать смельчаков. После короткой схватки в наших руках оказалось до двух десятков курсантов, несколько лошадей, много оружия. С нашей стороны – убит фельдфебель и несколько стрелков ранено.
И опять наступила тишина, но тишина зловещая, прерываемая коротким ржанием перепуганных лошадей и беспрерывными стонами раненых курсантов, оставленных на поле боя своими товарищами. Нам было не до них. Наконец и это стихло. Видимо, легко раненные разбрелись, а тяжелые – впали в беспамятство.
Стрелки присмирели. Не было слышно веселых шуточек и сдержанных хохотков. Сосредоточенно-серьезные лица смотрели вопросительно.
– Не унывай, ребята, нас не оставят! Если Данилыч сам посылал нас вперед, то уж он, наверное, не забыл о нас.
И серьезные лица освещались надеждой, расплываясь в доверчивые улыбки.
Но что же будет дальше? Где наши и что они делают? И что еще предстоит нам впереди? Хорошо еще, пока скрыты ночной темнотой, а что, если до утра не произойдет соединения с главными силами?
Но мрачные мысли оказались напрасными. Со стороны города в третий раз послышался шум осторожных шагов. Затаив дыхание, батальон нервно и напряженно насторожился! Все было наготове, чтобы по первому сигналу открыть огонь.
– Кто идет?
– Свои!
– Какой части?