Белая дыра

У каждого живого существа должна быть душа. Однако у Шнурского ее не было. На месте души зияла черная дыра, затягивающая в себя все, на что положил глаз Жоба Жобович. Все, к чему прикасался он, превращалось в деньги. Как детсадовский малец подходил он к понравившейся вещи и говорил: «Дай, это мое». Все, кто не был согласен с подобной очевидностью, вызывали в Шнурском ярость. Он не демонстрировал ее, но рано или поздно под задницей у строптивых или что-нибудь взрывалось, или в голове появлялась дырка, несовместимая с жизнью, или без особого шума и членовредительства акции непонятливых перетекали в карман Шнурского.

Но черной, ненасытной дыре все было мало. Ей нужен был весь мир.

И судьба дала Жобе Жобовичу шанс.

Слухи о том, что в неизвестной миру Новостаровке, затерявшейся в навозном краю, какой-то мужик весь в кирзе и мазуте стал на общественных началах Богом и творит мир по своему разумению, очень обидели господина Шнурского. Потому что господин Шнурский считал Богом себя и не терпел конкурентов.

Масштаб дела был таков, что поручать его нельзя было никому, и Жоба Жобович решил сам сходить на разведку. Теперь, возвращаясь из Новостаровки, он испытывал странное чувство злобы и радости. Мир был у него в кармане. Зачем он был ему? Странный вопрос. Чтобы съесть.

Трудовой путь Жоба Жобович Шнурский начинал при социализме, рабочим колбасного цеха Злокиряйского мясокомбината. Социализм ему не нравился, а колбаса наоборот. Уже тогда юный Жоба жил по законам рынка.

Работникам колбасного цеха не возбранялось есть колбасу во время смены. Бригада с невиданным энтузиазмом начинала жрать с утра. Основательно, вдумчиво жрали, само собой, в обеденный перерыв. Перекусывали в каждый перекур. Но особенно много и старательно жрали перед уходом домой, в каптерке, чтобы сэкономить на ужине. Люди садились в круг. Вид их был серьезен и даже мрачен. Они молча и тщательно пережевывали розовую плоть докторской колбасы, не испытывая удовольствия, а лишь выполняя суровый долг. Чавкая и сопя, они старались как можно больше впихать в себя дармовой жратвы.

Это был великий каждодневный подвиг жадности.

За долгие годы совместной работы, матерые мужики так растянули халявной колбасой желудки, что могли вместить в себя неимоверное количество мяса. Того, что каждый из них уничтожал за рабочий день, нормальному человеку хватило бы на месяц сытой жизни.

Жоба был молод, неопытен, и к его отчаянью желудок отказывался принимать больше трех палок колбасы. Но он не сдавался.

«Опять Жоба рыгать в туалет побежал, — говорили ветераны, кто с одобрением, кто с презрением. — Упорный, однако».

Жоба возвращался, тяжело дыша. Глаза его слезились. Его мутило от одного вида колбасы и ее пожирателей, но, подавив тошноту, он садился в круг мясистых толстозадых мужиков и вновь с отвращением жевал докторскую.

Он вообще не мог смотреть без отвращения на продукцию мясокомбината с того дня, как увидел двух крыс, попавших в огромную электромясорубку. Предсмертный визг отвратительных существ Жоба слышал всякий раз, нарезая колбасу, а в нежной плоти ее ему мерещились фрагменты крысиных хвостиков. Когда юный Жоба, сотрясаемый конвульсиями и прикрывая ладонью рот, рассказал об ужасной смерти грызунов мастеру, тот лишь хмыкнул и сказал с философским сарказмом: «Крысы, говоришь? Забраковать фарш, говоришь? А зачем? Мясо оно и есть мясо. Если из-за каждой крысы выбраковывать фарш, хрен бы ты колбасу в магазинах увидел».

Жоба Шнурский жрал крысиную колбасу, смотрел на жрущих ее коллег, которые сами были похожи на туго набитые сырокопченые колбасы, и ненавидел все человечество. Однажды разрезал «докторскую», а на него глянул глаз. Карий. С ресницами. И подмигнул. А что делать? Надо есть.

Нажравшись, бригада, икая и попердывая, приступала к «упаковке», обвешиваясь палками колбасы, как противотанковыми гранатами перед последним боем. В полости просторных одежд для этих целей были вшиты хитроумные тайники. И без того похожие на борцов сумо, ветераны производства делались безобразно толсты. Впрочем, на проходной к ним не особенно придирались. Вахтеры тоже любили колбасу и получали свою долю от пира гиен. Хотя риск, конечно, был.

Жоба Шнурский выгодно отличался от старших товарищей хилостью и тщедушностью, что позволяло ему упрятать под одежды вдвое больше колбасы, чем могли вынести на себе заслуженные ветераны. Это вызывало у последних справедливые упреки и нарекания. Ему намекали: делиться надо. Но намеки он не понимал и всю, дефицитную по тем временам, колбасу реализовывал, ни с кем не делясь, соседям исключительно к своей выгоде. Пусть инфузории делятся.

Это и был его путь в рынок. Маленькая тропинка через проходную со временем вывела его в уважаемые люди, знакомством с которыми гордился сам президент суверенного государства, уверенно ведущий свою страну в цивилизованное сообщество.

В пасмурный тихий день от капель обложного дождя на серой, ровной воде образуются пузыри, по которым старые люди предсказывают долгое ненастье.