После легкого завтрака она отправилась в парк. Расположившись на скамье в тени дерева, стала наблюдать за играющими неподалеку детьми. Алиса раскрыла блокнот, и ее карандаш заскользил по бумаге, запечатлевая мордашку бутуза, сосредоточенно лепящего из влажного песка куличи; белобрысую девчонку с косичками-хвостиками, пускающую мыльные пузыри; парнишек, играющих в серсо… Алиса рисовала как дышала. Прерывалась лишь затем, чтобы сменить карандаш или глотнуть воды из пластиковой бутылки. Она давно не чувствовала себя такой спокойной и в то же время уверенной в себе. «У меня все получится, обязательно получится, — подбадривала она саму себя. — Я умею наслаждаться жизнью, мне нравится рисовать, и я обязательно найду свое счастье в этом долгом, но столь непредсказуемом приключении под названием жизнь».
Отряхнув с коленок сынишки песок, грузная тетка увела бутуза за собой. Девчонка с косичками, выдув все свои мыльные пузыри из пластиковой баночки, упрыгала по дорожке в глубь парка. Парнишки, отбросив пластиковые кольца, начали молотить друг друга кулаками. Их бой тут же был остановлен бдительными мамашами…
Ее карандашные грифели истерлись, блокнот почти закончился. Еще пять-шесть страниц и…
— Вот ты где.
Она подняла голову. Неужели?..
Кевин стоял в шаге от нее, упираясь рукой в ствол дерева.
Алиса сжала карандаш и почувствовала, как ногти впиваются в ладонь.
— Я искал тебя, — сообщил он радостно, как будто они играли в прятки.
— Что? Как? Почему?
— Чему ты удивляешься?
— Как ты мог знать, где меня можно найти, если я сама еще с утра не помышляла, чем займусь днем? Ты что, обладаешь даром ясновидения?
— Вообще-то я у консьержки спросил, где тебя можно найти.
— А-а-а. Так тебе известен мой адрес? И откуда у тебя такие сведения?
— Разведка доложила.
— Неужто Джесс раскололась? А как же интересы ее кузины?
— Джесс тут ни при чем. Я в издательстве узнал. У меня везде свои люди. Ты чего трубку отключила? Я тебе звонил, звонил…
— Когда работаю, не люблю, чтобы что-нибудь отвлекало.
— Можно присесть?
— Естественно.
Кевин опустился на скамью слева от Алисы на расстоянии вытянутой руки. Они немного помолчали, глядя куда-то вдаль.
— Делаешь зарисовки? — спросил Кевин, указав подбородком на блокнот, который она положила на колени.
— Да так… Несерьезно, ерунда всякая. Развлекаюсь.
— Покажи.
— Не стоит.
— Ну покажи, мне интересно. Ты же знаешь, я поклонник твоего искусства.
— Какие глупости. Нашел искусство…
— Мм. У тебя случайно нет воды? Пить хочется.
Алиса наклонилась к сумке, что висела на спинке скамьи справа от нее. Блокнот соскользнул с ее колен, Кевин подхватил его на лету.
Она уже протянула ему пластиковую наполовину опустошенную бутыль, как услышала:
— Мне нравится. Здорово… Суперздорово… Замечательно нарисовано… Какие живые лица… Так и вижу, как у девочки косички дрожат. А малыш, смотри, какой малыш сосредоточенный. Как будто занят делом всей своей жизни. И до чего здорово ты умеешь подмечать… А уж пацаны! Вот здесь неразлейвода… — он перевернул несколько страниц, — а уже тут вот-вот друг другу синяков наставят. Как у тебя так получается? Никогда не встречал такой талантливой девушки.
— Отдай! — Она выхватила из его рук блокнот и с силой запихнула в свою холщовую сумку, на длинном ремне.
— Извини, что без разрешения. Любопытно стало. Меня всегда привлекало волшебство творчества. Из ничего — целый мир возникает. А ты настоящая фея с волшебной палочкой. Меня прямо околдовала.
— Ну что ты такое говоришь, Кевин?! И вообще… Что тебе от меня нужно?
— Ты сама.
Алиса вспыхнула.
— Зачем я тебе? Пополнить коллекцию? Николь, Глория, еще пара-тройка разбитых женских сердец. Или я ошибаюсь в своих подсчетах? Разбитые сердца можно считать десятками? Или сотнями?
Кевин взял ее руки, крепко сжал их и, глядя прямо в ее расширившиеся зрачки, спросил:
— Алиса, кто тебя обидел? Кто заставил тебя постоянно держаться так, как будто ты держишь оборону?
Она вырвала свои руки из его ладоней и, пряча глаза, отвернулась.
— Почему ты так считаешь?
— Не знаю… Мне просто кажется, что ты боишься. Я прав?
— Кого мне бояться? Тебя? — Она хмыкнула и подняла подбородок, делая вид, что разглядывает распростертые над ними ветви дерева. — Никого я не боюсь. Ни тебя, ни твою Глорию.
— Ты боишься саму себя.
Она вздохнула. Покачала ногой и снова вздохнула.
— Посмотри на меня. Ну?
Поколебавшись, она подняла на него глаза. Спина — доской, пальцы сжаты, челюсти сомкнуты. Во всем ее облике — настороженность. Он провел рукой по ее спине.
— Разожми кулаки, расслабь спину, чуть округли плечи, улыбнись… Ну, будь умницей, расслабься.
Она передернула плечами, сбросив его руку.
— Отстань от меня.
Его рука снова оказалась между ее лопаток.