Белая ферязь (СИ)

Все выбежали во двор и стали смотреть на солнце. Смотрели, смотрели, пока из глаз не потекли слёзы. Всем сослепу стало казаться, будто солнце на самом деле щербатое. А Непоседа кричал:

— Спасайся кто может! Беда!

Сочиним, а потом и тиснем на радость детишкам и их родителям. Барон А. ОТМА — добрый друг детей! Сестрички очень трепетно относятся к печатному слову: сейчас, в начале века, двадцатого века, профессия писателя сродни профессии чудотворца. Манит и чарует. То, что они настоящие сказочницы, настоящие писательницы, книги которых читают тысячи — а, может быть, и миллионы, — поднимет их самооценку. Поможет обрести активную жизненную позицию, как написано в педагогическом учебнике, сохранившемся у мамы в двадцать первом веке.

Как там она?

— И когда Умница объяснил, что никакого куска от Солнца не отрывалось, и Непоседа всё сочинил, все успокоились и, чтобы избавиться от неловкости, стали смеяться над Непоседой:

— Удивляемся, как это мы тебе поверили!

— А я будто не удивляюсь! — ответил Непоседа — Я ведь и сам поверил.

Вот какой чудной был этот Непоседа, — закончил я чтение.

Анастасия захлопала в ладоши. Спустя несколько секунд к ней присоединились и остальные.

— Неплохо, Алексей, очень даже неплохо, — сказал Papa, когда воцарило спокойствие. — Даже можно сказать, хорошо, — это он из педагогических соображений, чтобы я не очень зазнавался. Так мне кажется. — Ты думаешь продолжать историю Непоседы?

— Возможно, — ответил я.

— Хочу, хочу, хочу! — заныла Анастасия. Когда Papa читает Тургенева, она добавки не просит, нет.

— Но одному мне не справиться. Вот если сестрички мне помогут…

— Поможем, поможем, поможем, — это опять Анастасия. Остальные не торопились. Нужно обдумать, нужно обсудить. Но когда утвердятся в мысли, что сказка будет не только для семейного круга, а для всей России, быть может, и всего мира — тут они загорятся. Через день или два.

И вечер на этом кончился, Papa решил, что чтения на сегодня довольно.

Уже в постели я подумал, что неплохо бы и диафильм сделать. Кстати, как здесь с диафильмами? Эпидиаскоп — аппарат непростой, стоит больших денег, не все в России императоры. А вот фильмоскопы есть, нет? Если нет, то нужно сделать. Простой, недорогой, сначала для школ, а потом и для частного использования. «К тысяча девятьсот двадцатому году каждая российская семья будет иметь собственный фильмоскоп!»

Почему нет?

Лишь бы не было войны.

Интермедия

Интермедия

— Он изменился, — Александра Федоровна сказала это не с удивлением — с удовлетворением. — Эти рассуждения… Эти сказки…

— Насчет сказок — ничего удивительного, — Николай Александрович сейчас, наедине, был обыкновенным мужем, и только. Простым мужем, который хочет мира в семье, но своё мнение имеет.

— Разве? А рисунки? А сама история? В восемь лет?

— Мы, Романовы, талантливы. Ты знаешь, его дед, мой Papa… В его возрасте начал сочинять историю о городе, в котором живут собаки. Мопсы. И назывался город Мопсополь. Мопсики были разные, но любимые — мопсик Знайка и мопсик Незнайка. Papa не только сочинял, а рисовал в особом альбоме. История была, пожалуй, даже интересней той, что придумал Алексей. И рисунки искусные. Но, конечно, это так и осталось детской забавой: когда Papa в силу случившегося стал Государем, ему пришлось отставить прежние увлечения.

— Может быть, может быть, — Александра Федоровна не любила императора Александра, третьего своего имени, да и с чего бы любить: не заболей он вовремя, оставаться бы ей принцессой Гессен-Дармштадской или выходить замуж за какого-нибудь третьеразрядного германского принца. Или румынского. Или болгарского.

— Не может быть, а так и есть, я как-нибудь покажу тебе этот альбом.

— Разница в том, что покойный Государь писал и рисовал в стол, а бэби не боится выйти с этим на публику.

— Не боится, — согласился Николай Александрович. — У него появились мысли, которых прежде не было.

— Он же растёт.

— Уж больно быстро он растёт.

— Это бывает. С гениями это случается. Моцарт в пять лет сочинял прекрасную музыку, которую другим не сочинить за всю жизнь.

— Ты думаешь, Алексей гений?

— А ты нет? Дело ведь не в сказочках.

— А в чём? Кстати, он настойчиво просит, я бы сказал — требует, чтобы ему выписали «Газетку для детей», и это, думаю, только начало.

— Так распорядись. Или я распоряжусь.

— Но еще недавно ты была категорически против!

— Еще недавно я думала, что бэби слаб, и старалась его оградить от всего… наружного.

— А сейчас?