Это Владимир Романов и его жена Лидия Тимофеева, родители того самого Саши, что застрелил Сергея из их бригады, за что был приговорен к смертной казни.
В середине 2005 года возвращались из деревни на свое таежное стойбище. Сделали остановку. Их потом нашли только через год. Тела растерзаны медведями, остальное довершили мухи, так что невозможно было установить причины смерти. К дереву были привязаны скелеты их оленей. Народ подозревает, что Лидия и Владимир сами себя застрелили. Каждому было по 60 лет.
Осталось четыре оленевода.
Восемнадцатый
Эвенкийский притон в совхозном бараке тем отличается от прочих питейных притонов в мире, что среди тряпок, бутылок, огрызков, бумаги, грязных тарелок с сигаретными бычками везде валяются рыбьи головы.
Холодно, воняет и противно даже присесть.
Три вусмерть упившиеся бабы и четырехлетний Владик в валенках. Раиса — двоюродная сестра, Вика — сестра, а Тина — невеста Олега Захарова из бригады номер один.
Когда пару лет назад мужа Тины придавило деревом, которое он сам и рубил, она вместе с сыном Владиком переселилась в палатку Олега. Когда он предложил ей пожениться, она сбежала в деревню. В конце декабря 2005 года оленевод вышел из палатки и из мелкашки стрельнул себе в левую сторону груди. Мелкокалиберная винтовка для охоты на пушного зверя. Было ему 42 года.
— Да никуда я не сбегала от него, — оправдывается Тина, — только села задом на печку, а потом мне пришлось пойти к врачу.
Ей 34 года, а выглядит будто ей вдвое больше. Год она работала в местной пекарне, а когда уходила в запой, в деревне не было хлеба, вот и выгнали ее с работы.
Осталось трое.
Грустное утро 14 февраля, День святого Валентина. За завтраком Лена узнает, что нет больше в живых Вани Затылкина, который учился в Петербурге на педагога. Повесился в общежитии. Вроде как несчастная любовь. Ему было 20 лет.
Эвенки очень плохо переносят далекие выезды из дома. Особенно плохо они адаптируются в городах. Если едут на учебу, то чаще всего не заканчивают образования, начинают пить и возвращаются без диплома.
Сидим мы с Леной на кухне, едим талю и тихо, без слез (потому что здесь не проходит и месяца, чтобы не пришла такая новость) оплакиваем Ваню.
Заходят Таня с Машей, дочки Лены Софроновой из бригады номер один, которая умерла от водки двенадцать лет назад. Приехали всей семьей за продуктами в деревню и, как это водится у таежников, сильно запили, а дети Маши попали в больницу. Маша умоляет разрешить отвезти их в лагерь в тайге, потому что из города приехала милиция с социальной комиссией, чтобы забрать дочку и сына в детский дом. Год назад та же самая комиссия забрала двух Таниных детей. Через несколько минут «лазик» Лены уже готов отправиться в путь. За рулем Ростик, ее приемный сын, рядом я с пятилетним Игорем и трехлетней Катей на коленях. Сзади Таня со своим Борькой, Маша с Данькой и его брат Максим с рассеченным лицом. Все вусмерть пьяные или в состоянии тяжелого похмелья.
— Какого черта таким табуном за продуктами ездите? — спрашиваю я Машу, когда мы за Бомнаком съезжаем на замерзшую реку.
— Чтобы отдохнуть. Водочку попить. Восемь месяцев в деревне не были. Зато вернемся быстро, иначе помрем все здесь от питья.
Весь день едем руслом реки, но каждый час делаем остановку, потому что оленеводам надо выпить. В большой пластиковой бутылке у них технический спирт, разбавленный до 300. Не едят. Жадно вливают в себя водку, будто боятся протрезветь, но хуже всех выглядят Маша и Борька, которые уже не пьют. В их отсутствующих глазах безумие. Даже не моргают.
Их стойбище — тоже притон, только передвижной. Повсюду высятся горы грязных плошек, обгрызенных мослов, рогов, копыт, смерзшегося в камень собачьего и человечьего дерьма. С деревьев таращатся замерзшие глаза убитых оленей. Потому что мозги, ноздри и глаза — самый лакомый деликатес. Вот и висят на деревьях рогатые головы, чтобы собаки не достали.
Перед ночью мы все садимся в палатке Маши и Даньки. Девушке 24 года, и у нее уже третий муж. Предыдущий, Дима Яковлев, отец Игоря и Кати, был оленеводом в бригаде номер один. Со времени развала совхоза он ведет свою личную войну с мощным картелем золотодобытчиков «Восток».
— Олени всегда телятся в одном и том же месте, — рассказывает Маша. — Им не объяснишь, что надо сменить место. Они всегда придут туда, где сами появились на свет и где всегда рожали. От этого их не отучишь. Сто или больше лет тому назад выбрали себе реку Ялду, а они там золото начали копать.
— Русский все убьет, лишь бы мяса нажраться, — подключается ее муж. — Прикидываются, что не различают диких оленей от наших, а что их различать: у всех наших ленточки завязаны и клин на шее, чтобы далеко не отходили.