Белая, как молоко, красная, как кровь

Папа ведёт меня завтракать.

– Ты бледен, как пенка на твоём капучино. Возьму тебе ещё трубочку. Какую хочешь?

– Что за вопрос, с шоколадом.

Папа идёт к прилавку и покупает огромную трубочку с шоколадной пастой «Нутелла». Снова садится напротив меня и улыбается, как умеет только по утрам. Вечером после целого дня работы он слишком усталый.

– Болит? – спрашивает он, указывая на руку, из которой брали кровь.

– Жжёт немного, но ничего.

– Расскажи мне об этой девочке, как её зовут… Анджелика?

Я всегда говорил, что в нашей семье память – слабое место.

– Беатриче, папа, её зовут Беатриче, как ту, которую любил Данте.

– Эта девочка дорога тебе?

Мне не хочется говорить с ним о Беатриче, и я перевожу разговор в другое русло:

– А тебе кто дорог?

– Мама.

– Когда ты это понял?

– Когда увидел её первый раз, на пароходе, в круизе, который родители подарили мне после окончания школы. У неё была какая-то особая манера, улыбаясь, склонять голову, убирать длинные волосы с лица…

Папа словно мечтает, будто видит внутренним взором прошлое, похожее на начало романтического фильма, из тех, какие я терпеть не могу.

– А потом?

– Потом я подошёл и спросил: «Вы тоже путешествуете на этом пароходе, синьорина?» Лишь бы что-то спросить, понимая, что вопрос, по сути, бессмысленный, более того, просто глупый, поскольку я видел её впервые в жизни.

– И она?

– Улыбнулась, огляделась и, притворившись, будто кого-то ищет, ответила: «Похоже, это так» – и рассмеялась.

– А потом что было?

– Потом мы говорили, говорили, говорили.

– В твоё время вы только говорить и умели.

– Эй, малыш, что за неуважение к собственному отцу!

– И о чём же вы говорили?

– О звёздах.

– О звёздах? И она тебя слушала?

– Да, я тогда очень увлекался астрономией, купил первый свой телескоп, когда учился в лицее, и умел находить созвездия на небосводе. И рассказывал ей разные истории про звёзды. Той прохладной и ясной ночью они видны были с палубы без всякого телескопа. И в отличие от других девушек, она слушала и расспрашивала.

Он умолкает, словно закончилась первая часть его романтического фильма. И я возвращаю папу к действительности:

– А потом?

Он вздыхает и вдруг, потирая щёку и прикрывая лицо, говорит:

– Потом я подарил ей звезду.

– Что ты сделал?

– Подарил ей Сириус – самую яркую звезду в эту безлунную ночь. Это единственная звезда, которая всегда видна с любого места на Земле и от света которой в безлунную ночь люди и предметы отбрасывают тень. Мы с твоей мамой обменялись обещаниями, что каждый вечер, где бы ни оказались, будем смотреть на эту звезду и думать друг о друге.

Я расхохотался. Папа, который дарит маме… Я похлопал его по плечу:

– Какой же, однако, ты у меня романтик… А мама?

– Она улыбнулась.

– А ты?

– Я отдал бы всё на свете, лишь бы такая девушка навечно осталась в моей жизни, а не только на том пароходе.

Папа молчит. Видимо, ему больше нечего сказать. И мне кажется, что он вот-вот покраснеет. Он прижимает салфетку к губам, прикрывая лицо, потом смотрит на меня и говорит:

– Я горжусь твоим поступком, Лео.

У меня вдруг словно прочистило заложенные уши.

– Думаю, сегодня ты начал взрослеть: ты сделал то, что никто не подсказывал тебе и что решил сам. Это твой выбор.

Молчу, а потом пользуюсь случаем:

– Тогда можно выберу ещё одну трубочку?

Папа кивает в знак согласия и улыбается:

– Ты весь в своего отца…

Целый век уже не проводил я столько времени с отцом. «Я горжусь тобой» – лозунг сегодняшнего дня. Что касается остального – отдыхаю. Нужно восстановить силы. Очень устал, но и очень счастлив.

Я больше не видел Беатриче. Теперь она уже не в больнице, а дома. Прошла первый курс химиотерапии. Нечто вроде антибиотика против опухоли. Уверен, ей поможет. Беатриче сильная: молодая и красивая, – она выдержит. Хотелось бы навестить её, но Сильвия говорит, что Беатриче никого не хочет видеть. Очень ослабела, натерпелась за время болезни и ни с кем не хочет говорить. Я, однако, был бы рад повидать её. Так или иначе, теперь у неё будет моя кровь, это значит, буду ближе к ней. Изнутри. Буду с нею. Мы как бы соединимся. Надеюсь, моя кровь поможет ей поправиться.

Чувствую себя счастливым и усталым. Такова любовь.