Белая как молоко, красная как кровь

Поднимаю глаза и вижу, что река течёт как ни в чём не бывало, несмотря ни на какие изменения, происходящие в мире, — эта самая река, которая столетиями вбирала в себя слёзы радостей и горестей и относила их туда, где им и место, — в море, потому, кстати, оно и солёное. Сжимаю свой сверкающий голубой амулет и чувствую, что Беатриче рядом, совсем рядом, как будто у меня два сердца — моё и её, и четыре глаза — мои и её, и две жизни — моя и её.

Жизнь никогда не ошибается, если у твоего сердца хватит мужества принять её…

Наступил вечер. Один их тех сентябрьских вечеров, когда запахи, краски, звуки словно превращаются в какую-то радугу, способную соединить небо и землю. Беатриче смотрит на меня со своей звезды. В руках у меня гитара, а у ног старенькая такса: Терминатор необходимый предлог, чтобы выйти в это время из дома, не вызвав излишних подозрений. Звоню по домофону и прошу выглянуть в окно.

— А кто это?

В окно третьего этажа дома, который уже превратился в сказочный замок, она, должно быть, не видит меня, потому что темно и улица плохо освещена. Но она может услышать меня.

— Когда ты написала за меня письмо, я пообещал, что спою для тебя…

Тишина. Настраивая гитару, смотрю в тёмную синеву неба и пою:

Так рождаются сказки,
О которых мечтаю,
О которых потом расскажу,
Чтоб летать там, в раю,
Где пока не летаю,
Но лишь только мечтаю.

И так трудно остаться

Без волшебниц прекрасных
И смеяться, когда не хватает тебя.
Воздух сказочно нежен
И таинственно манит,
В жизнь иную влечёт нас с тобой.

Представляю в темноте лицо Сильвии, слушающей меня, и больше никого не стесняюсь, потому что если у меня красивый голос, то я должен подарить его ей.

Подними меня, воздух,
Отнеси скорей в небо,
К добрым ангелам, страшным чертям,
Превращу их всех сразу
В негу доброго света,
И укроюсь там вместе с тобой.

Вокруг меня все сказки мира, и я придумываю новые, городские, чтобы они оказались реальнее. В окна этого заколдованного дома выглядывают соседи, заинтересовавшись моей серенадой. Но я не обращаю на них внимания — я самый свободный человек на свете, который не боится предстать перед всем миром, лишь бы не потерять то, чем действительно дорожит.

А ещё я услышу
Эту музыку, воздух!
Обними меня, воздух,
И я полечу!
Я лечу, я лечу,
Я уже улетаю…
И конечно,
Мечтаю,

Мечтаю,

Мечтаю…[43]

Тишина. Смотрю наверх. Сильвии нет. Одни свистят и ругаются, другие смеются, может, завидуют. Кто-то аплодирует.

Дверь волшебного замка открывается. Вижу очертания фигуры, которая направляется ко мне не спеша. Стараюсь рассмотреть в полутьме лицо.

— Сильвия на уроке танца… Я тебе крикнула, но ты, наверное, не расслышал… Она вот-вот вернётся. А ты молодец! Мне понравилось. Молодец…

Мама Сильвии улыбается. Я принял её за Сильвию, но это она. К счастью, в темноте не видно, как заливаюсь краской, ещё немного и взорвусь, словно в каком-нибудь плохом фильме ужасов…

— Хочешь, поднимись и подожди её…

— Нет, спасибо, я тут посижу…

— Как хочешь. Однако… спой и ей, ещё раз…

Опускаюсь на ступени у входа и сижу с гитарой, словно цыган, просящий милостыню за своё исполнение, стараясь скрыть свою неловкость в темноте ночи. Терминатор пристраивается у моих ног, спокойный, впервые в жизни.

Закрываю глаза и, перебирая струны, снова пою, совсем негромко, и мелодия, словно ковёр-самолёт, легко и свободно уносит мой голос в небо, к самим звёздам, как будто ноты моей песни написаны на бескрайней партитуре неба.

Когда открываю глаза, неожиданно вижу перед собой лицо: голубые глаза, внимательный, напряжённый взгляд (наверное, с таким же усилием открывается заржавевшая дверь), и в нём — радость, и меня охватывает забытое ощущение счастья, о котором после смерти Беатриче я позабыл. Это чувство заполняет меня и шепчет, словно напевая: «Воздух сказочно нежен и таинственно манит, в жизнь иную влечёт нас с тобой…»

Мы обнимаемся, как могут обняться два полена.

— Мне кажется, мы прекрасно подходим друг другу, — шепчу ей на ухо.

Сильвия не отвечает, только крепче обнимает меня. Благодаря этому объятию ощущаю все свои острые углы, недостатки и колючки. И чувствую, как они притупляются, сглаживаются и легко сливаются с её, тоже неровными, контурами.

Терминатор носится вокруг, очерчивая круги, которые волшебным образом ограждают нас от злого колдуна, как это бывает в сказках.

И поцелуй — это мост, который мы возводим между нашими душами, танцующими, не страшась падения, в белом головокружении жизни.

— Люблю тебя, Леонардо.