Белая карта

Японии по лагерным баракам, по эшелонным теплушкам, по судовым кубрикам объясняли военное поражение России «прогнившим царским режимом, приведшего страну к экономическому развалу и военному краху». Но как можно было верить их авторам-анонимам, если за год до начала войны Россия в рекордные сроки закончила строительство самой длинной в мире железнодорожной трассы - Транссиб - в 9 с лишком тысяч верст? Как можно было говорить об «экономическом крахе» России, когда страна добывала в 1900 году больше всех нефти и была главным экспортером зерна? Страна начинала двадцатый век на взлете своего экономического подъема и потому пугала темпами развития своих недругов, как в Европе, так и за океаном. Чтобы сбить рост добычи нефти в России (в 1898 году страна обогнала в добыче «черного золота» США), на Кавказе с помощью британских спецслужб (их было заброшено туда около двухсот) стала нагнетаться «революционная ситуация»: летом 1904 года в Баку случился небывалый наплыв дервишей из Ирана - около двухсот человек. Бродячие старцы вещали на базарах и во дворах мечетей, предрекая скорую гибель русского царя, поражение России в дальневосточной войне, пожары и прочие бедствия… Они призывали не исполнять указания «гяурских» властей, изгонять из города армянских торговцев и русских инженеров. В Баку стало неспокойно. А вскоре заполыхали деревянные нефтяные вышки «Черного города». После чудовищного пожара, после жестокой национальной резни, и прочих невзгод, которые предрекли дервиши, старцы быстро исчезли, а добыча нефти на бакинских промыслах (других в России пока не было) упала в восемь раз.

Япония - азиатская Британия - будучи островной державой, как и Англия, в немалой степени степени повторяла поведение «туманного Альбиона». Если бы у командиров японских крейсеров жили в каютах попугаи, они бы кричали вовсе не «Пиастры! Пистры! Пиастры!», а «Колонии! Колонии! Колонии!»

Как в 1853-54 годах Россия вынуждена была воевать не с одной лишь Турцией, а со всей объединенной Европой (исключая Германию и Скандинавию), так ровно полвека спустя севастопольская драма повторилась в Порт-Артуре. За Японией стояли все те же союзники по Крымской войне к которым прибавились Соединенные штаты Северной Америки с мощной финансово-дипломатической поддержкой антироссийского альянса.

Только спустя 85 лет были обнародованы факты того, как «русская революция 1905 года» готовилась на деньги японских спецслужб. Оглашать их было не выгодно ни японским властям, ни советским историкам, живописавшим кровавые бунты 1905-1906 годов, как «стихийный гнев рабочих и крестьян против самодержавия».

Колчак не знал точных выкладок, но он сердцем чувствовал ложь этих листков, которые совали солдатам, матросам, казакам на всех узловых станциях Сибири.

* * *

В свой родной город он прибыл почти одновременно с человеком, который спустя пятнадцать лет подпишет ему смертный приговор. Этот человек был старше его на четыре года. Рано облысевший в бдениях над книгами и весьма поднаторевший в словесных политических баталиях, он прибыл в Питер с запада, из-за границы, - из Германии. Колчак приехал с востока - крайнего и дальнего. Они не знали друг друга. Пока они были всего лишь географическими антиподами. Оба лет пять не хаживали по приневским набережным и проспектам, оба то и дело оглядывались: один-с радостью узнавания родных мест, другой - с опаской человека, вернувшегося во вражий стан. Быть может, они даже разминулись в потоке на Невском, слегка соприкоснувшись рукавами новомодного лондонского пальто и черной флотской шинели.

За спиной одного стояли отели, кафе, квартиры Лейпцига и Мюнхена, Лондона и Женевы… За плечами другого - зимовья Тикси и Якутска, тесные каютки шхун и миноносцев, бетонные казематы береговых батарей и вагонные купе великого в своей бесконечной дорожной тоске транссибирского железного пути…

Та уютная ссылка в Шушенском, куда угодил помощник присяжного поверенного из Самары, с доставленным роялем и нужными книгами, с охотой от скуки на зайцев и выписанной к себе молодой женой, не идет ни в какое сравнение с трехлетними испытаниями в безлюдье Крайнего Севера, на которые обрек сам себя Александр Колчак.

Можно выстроить хронику их жизней по месяцам и Даже неделям, и тогда вдруг престранно откроется, что в то время как один шел сквозь льды на выручку первопроходцам Арктики, другой за чашечкой кофе или кружкой пива до одури спорил об идейных особенностях большевистской партии. В те дни, когда один из них спорил со смертью на фортах Порт-Артура, другой сидел под зеленой лампой Британской библиотеки; в те дни когда один прикрывал Петроград от прорыва германских дредноутов, другой витийствовал вдали от фронтов и минных полей в тихой Швейцарии на предмет разжигания в тылу воюющей России гражданской войны.