Белая карта

Как бы там ни было, но даже роковой взрыв не смог, как говорят артиллеристы, "привести к молчанию" пушки "Императрицы Марии". Башни погибшего линкора незадолго перед Великой Отечественной войной были извлечены со дна морского водолазами ЭПРОНа (Экспедиции подводных работ особого назначения) и установлены под Севастополем. О подвиге 30-й береговой батареи, оснащенной поднятыми двенадцатидюймовками, – рассказ особый. Во всяком случае, орудиям "Императрицы Марии" довелось стрелять не только по кайзеровским кораблям, но и по гитлеровским танкам.

ОРАКУЛ 2000

Летом 1987 года в Севастополь в музей Черноморского флота пришла объемистая бандероль из Парижа. Когда ее вскрыли, на столе начальника музея заструился блеклый белый шелк старого флага. Огромное полотнище пересекал наискось голубой андреевский крест.

То был кормовой флаг дредноута «Императрица Марии», под которым корабль встретил свой смертный час. Его прислал сын контр-адмирала Павла Остелецкого, эмигрантская судьба которого забросила во Францию.

– Мы очень благодарны Николаю Павловичу Остелецкому, – говорит главный экспозиционер музея Генриетта Васильевна Парамонова, – за то, что он сохранил и передал нам эту прекрасную реликвию. У флага "Императрицы Марии", спасенного матросами, мы будем рассказывать молодым морякам о самоотверженности их прадедов, будем учить их бдительности и мужеству.

Мне довелось подержать в руках это историческое полотнище. Сегодня, сложенный раз пять – музейные стены слишком малы для него – флаг «Марии» положен под стекло.

Так устроен человек: все, что было до его рождения, кажется ему древностью. Я тоже считал, что гибель «Марии» – глубокая старина, пока однажды севастопольские друзья не познакомили меня с рыбаком-старожилом, носившего фамилию замечательного гоголевского героя – Бульба. Рыбак жил на Северной стороне в маленьком домике с большим садом. Мальчишкой ему довелось быть очевидцем рокового пожара на «Марии», а в зрелых годах – стал свидетелем трагедии линкора «Новороссийск». Именно Бульба и рассказал мне, что в старинных – лазаревских – казармах Учебного отряда Черноморского флота находится рында – судовой колокол – с «Императрицы Марии»… Поначалу просто не поверил. Но на другой день заместитель начальника отряда провел меня в комнату боевой славы. Огромный бронзовый колокол висел на специальном кронштейне. Я и мечтать не мог о том, что однажды смогу прикоснуться к реальному металлу «Императрицы Марии». Однако вот он передо мной!

Как странно: давным-давно нет корабля, но голос его можно услышать и ныне.

– Бам-мм!… – Многопудовая рында гудит чуть надтреснуто. Край колокола рассекала трещина – след памятного взрыва, чье эхо и по сию пору отзывается болью в каждом русском сердце.

…

Но даже такая потеря, как линкор «Императрица Мария» не прервала работы адмирала Колчака по подготовке десанта на Босфор. Только теперь надо было рассчитывать только на свои силы. Что же касается союзников, тот тут вполне был справедлив стародавний афоризм: «избави Бог, нас от таких друзей, а с врагами мы и сами справимся».

Колчак и Черчилль.

Как ни странно, но у этих полярно разных деятелей было немало общих параллелей в характерах и судьбах.

Они родились в один и тот же год. Ровесники. Один появился на свет в Лондоне, другой в Санкт-Петербурге. В жилах обоих текла горячая кровь: у Колчака – казачья, у Черчилля – пиратская (его предок капитан некий капитан Черчилль женился на правнучке знаменитого корсара и мореплавателя Фрэнсиса Дрейка).

В один и тот же год оба они поступили в привилегированные военные школы – один в Морской корпус, другой в кавалерийское училище в Сэндхерсте. Правда, как отмечают биографы британского премьера, особенными способностями молодой Уинстон Черчилль не блистал: «в тот же Сэндхерст ему удалось поступить только с третьей попытки». Колчак блестяще кончил курс с премией адмирала Рикорди.

Закончив училище в 1895 году новоиспеченный кавалерист начинает тосковать, что «возможности вести жизнь, полную приключений, стали в британской армии весьма ограниченными». Не та ли тоска снедает и молодого мичмана русского флота, томящегося на старом учебном корабле?

Колчак рвется на юг Африки – в Трансвааль, где вовсю пылает война буров с англичанами. «Я думаю, что каждый мужчина, слыша и читая о таком деле, должен был испытывать хотя бы смутное и слабое желание в нем участвовать.» Участвовать, разумеется, на стороне буров.