Белая карта

При цуговой упряжке в пути надо время от времени менять местами собак, так как самая тяжелая работа для них – сзади, в «корню», а передовые утомляются больше всего при глубоком снеге. Самые лучшие в мире каюры – якуты, чукчи и русские северяне. Вожаки понимают их с голоса.

Вожак идет в паре со второй после него по качеству собакой – подвожаком, вожак выбирает дорогу, заставляет весь потяг преодолевать препятствия, удерживать других собак от погони за пробегающим зайцем.

На ночь собак привязывают к длинной цепи короткими – в аршин – цепочками; ремни перегрызут. Кормят только вечером раз в сутки. Суточная норма сухого корма (крупа, галеты, пеммикан) – до килограмма, а мороженого мяса – до двух килограмм. Упряжка из десяти собак за двадцать дней пути съедает вес груза, который могут тянуть. Во время пережидания пурги – норма та же.

Упряжка не может идти против ветра, дующего со скоростью 7– 8 метров в секунду.

Весьма и весьма расширил он и свои теоретические познания. Барон Толль сумел превратить шхуну в своего рода плавучий университет, где регулярно проводил научные беседы с командой «Зари». Выступал перед матросами и Колчак с докладами по своей тематике, зоолог Бируля, магнитолог Зееберг… По вечерам в кают-компании разгорались диспуты по самым разным предметам – от философии до военно-морской стратегии…

РУКОЮ ОЧЕВИДЦА: Поначалу «лейтенант-гидрограф, – Бялыницкий-Бируля имел ввиду Колчака, – придирчивый к матросам, с собаками был и вовсе строг, а дикого зверя и птиц рассматривал лишь через прорезь своего винчестера. В поездках с Толлем он впервые полюбил лающую и скулящую братию и под конец даже сам уговаривал Толля не убивать больных собак, класть их на нары – авось отлежаться. А в усатых моржей прямо-таки влюбился и на мушку не брал.»

Больше всех из команды сдружился Колчак с боцманом шхуны Никифором Бегичевым.

* * *

Барон Толль верил в свою звезду, верил, что с ним ничего страшного случиться не может. Кто внушил ему эту веру? Но именно она помогала ему решаться на самые рисковые предприятия. Он часто говорил о ней, когда его пытались остановить перед очередным «безумством».

Всякий раз, слушая романс «Гори, гори моя звезда», Колчак вольно или невольно вспоминал своего Командора, у которого вопреки словам поэта, не было никакой могилы, но звезда его все-таки горела над белой пустыней Арктики. Как горела и его, Колчака, звезда – Полярная. Видно, была она для них одной на двоих, бесследно сгинувших в Сибири, но успевших зажечь свои погребальные звезды…

Глава восьмая. «ПРИЗРАЧНО ВСЕ В ЭТОМ МИРЕ БУШУЮЩЕМ…»

Со дня выхода «Зари» из Екатерининской гавани прошло почти два года…

Краткая хронология многомесячного похода «Зари» уложится в несколько строк: в первое экспедиционное лето шхуне удалось пересечь Карское море, зайти ненадолго на Диксон и выйти к берегам Таймыра, где пришлось стать на зимовку в бухте Колин-Арчера близ острова Норденшельда в Таймырской губе. Зимовка растянулась на 11 месяцев. Только 30 августа 1901 года «Заря» сумела вырваться из ледового плена и пересекла море Лаптевых, дойдя до острова Котельный. Если представить, что к Земле Санникова – в высокие широты – ведет некая лестница, то остров Котельный будет первой, начальной ее ступенькой. Следующая ступень – остров Фадеевский, затем – остров Новая Сибирь, и, наконец, стартовая площадка к Земле Санникова – остров Беннетта. Отсюда ее и увидел в синей дымке барон Толль в первую свою экспедицию, здесь же, на северной кромке острова кончалась и карта северных владений российской империи. Но выйти на эту финишную прямую (остров Беннетта – Земля Санникова) было совсем непросто. А в тот год и вовсе невозможно из сплоченных льдов, наглухо преградивших «Заре» подход острову.

Вторую зимовку во льдах – унылую, безрассветную и бесконечную, как вой пурги в обледеневших снастях – экспедиция Толля провела в лагуне Нерпалах на западном берегу острова Котельный. Барон с нетерпением ждал лета, их третьего арктического лета, когда можно будет совершить решающий бросок к заветной цели. Для себя он решил не возвращаться домой, не открыв Земли Санникова. Он записал это в своем дневнике, как рыцарскую клятву: «Только бы мне достигнуть цели!… Как туго натянутые струны, напряжены мои нервы…»