Белая книга "холодной войны"

Б Софию прибыл судья-следователь из итальянского города Тренто Карло Палермо и несколько дней лично допрашивал турецкого гражданина Бекира Челенка. Прибыл и судья-следователь Иларио Мартелла в сопровождении заместителя Главного прокурора республики Антонио Альбано и начальника итальянской секции Интерпола Эдмондо Патутто. На протяжении недели Мартелла лично беседовал с Тодором Айвазовым и Жельо Василевым, с Росицей Антоновой и супругами Крыстевыми, с турецким гражданином Бекиром Челенком и другими лицами. Итальянские судьи-следователи по окончании визитов официально, в коллегиальном духе заявили, что полностью удовлетворены атмосферой и условиями, созданными им для работы болгарскими следственными органами.

Я не случайно подчеркиваю, что Палермо и Мартелла разговаривали лично, непосредственно с интересующими их лицами. Ибо международные нормы и практика предусматривают, чтобы подобные допросы велись через посредника. Когда двое турецких следователей допрашивали Агджу в Риме, то, несмотря на то, что между Турцией и Италией существует правовое соглашение и эти страны — союзники по НАТО, им не было разрешено вести допрос лично, а только при посредничестве Мартеллы.

Болгарские следователи Йордан Орманков, Стефан Петков и Йонко Рашков тоже посетили Рим в связи со следствием: они допросили Агджу, беседовали с Антоновым, произвели осмотр и проверку.

Бесспорно, это взаимодействие между болгарскими и итальянскими следственными органами, начавшееся по инициативе НРБ, весьма полезно для установления истины, лишь бы эта возможность использовалась независимыми юридическими органами и лицами.

«ЛФ»: Измышления Агджи относительно проекта убийства в Риме Леха Валенсы с участием Антонова были разоблачены. Но поставлена ли на этом точка?

Б. Трайков: Этот эпизод имеет исключительно важное значение, поскольку он обнажает пружины заговора против нашей страны. Я позволю себе расчленить его и задать несколько вопросов.

Для чего было придумывать «проект» убийства Валенсы? С двоякой целью. С одной стороны, так как следствие явно проваливалось, решено было подыскать и ввести в действие дополнительный вариант, который отклонил бы внимание от основного, усложнил интригу и спас заговор. С другой стороны, хотели оживить выдохшуюся антиболгарскую кампанию, дать ей пищу в виде новой сенсации, новых потрясающих раскрытий. Целую неделю, не жалея бумаги, живописали о четырех болгарах, поселившихся в римском отеле «Виктория» как раз перед тем, как там поселился Лех Валенса. После того как пропагандистский эффект «доказательства» был достигнут, в печати проскользнуло беглое сообщение, что эти болгары были гостями одной из итальянских строительных фирм, которая и устроила их в данную гостиницу.

Этот резерв очень быстро иссяк, прежде всего потому, что вообще не существовал проект убийства Леха Валенсы ни с участием, ни со знания Антонова. Все провалилось еще и потому, что Агджа очень небрежно отнесся к этому «уроку» и пересказал его судье Мартелле весьма неуклюже. Описанная им бомба, которая должна была поднять в воздух Валенсу, была настолько фантасмагорична, что, несмотря на все усилия, экспертам не удалось реконструировать ничего подобного.

Интересно, почему за эту ложь Мартелла официально обвинил Агджу в клевете на Антонова? Может, он почувствовал, что среди общественного мнения начинают зарождаться настроения — от удивления до возмущения — и сомнения относительно следствия, которое он ведет? Может, нужно было что-то предпринять для сохранения своей репутации? И тогда он сделал такой ход: когда Агджа говорит истину, я ему верю, но, когда лжет, я его привлекаю к ответственности. Но тем самым Мартелла только усложнил конфликт между следствием, которое он ведет, и юриспруденцией.

Не могло не произвести впечатления, что, несмотря на то, что Агджа давал множество заведомо ложных показаний по делу о покушении на папу, Мартелла не объявляет его клеветником. Он поступает так только в случае с «проектом убийства Валенсы» — как маловажном, не имеющем прямого отношения к делу.

Сам Мартелла в одной части дела квалифицирует Агджу как клеветника. А ведь это непосредственно касается всего дела о покушении на папу и, в частности, обвинения против Антонова. Нельзя делить показания Агджи на лживые и правдивые. Как и по какому признаку их отличить, особенно если «правдивые» показания не подтверждаются никакими доказательствами? Не находится ли это в полном противоречии и с логикой, и с процессуальными нормами, и с моралью, и, я бы даже сказал, с совестью? Неужели Мартелла думает, что он может передать дело уважаемому и достопочтенному суду с судьями и судебными заседателями, где единственными обвинениями будут слова террориста-убийцы с юридической печатью клеветника. Это будет возмутительно!