Сцена вокруг меня напоминала финальную сцену из "Ревизора". Все застыли, не находя слов. И угрожающе поворачивались опять ко мне. Я закатил глаза и вздохнул.
Глава двадцать шестая
Майор молча и осторожно налил доверху коньяком два высоких стакана и пододвинул их к Вилли и Алексею.
- Выпейте на посошок, - предложил он им.
Вилли нервно облизал губы, провел тыльной стороной ладони по лбу, и послушно потянулся к стакану трясущейся рукой. Алексей брезгливо посмотрел на него и взял свой стакан, подняв его на уровень глаз, вроде как любуясь на свет прозрачной темной жидкостью, а на самом деле демонстрируя этому наглому майору, что он не боится его.
Как только на пол вывернули кирпичи и книги из спортивных сумок, Алексей понял, что окончательно и безнадежно проиграл. Проиграл все, что только мог проиграть: безбедную и обеспеченную жизнь в Штатах, красавицу Галю, которую хотел убить, и которую все ещё продолжал любить, несмотря ни на что. Проиграл карьеру, квартиру, зарплату, проиграл друзей, которых предал и убил, и которые в свою очередь предали его, так страшно подставив. Он проиграл свое прошлое, свое будущее и свою единственную жизнь.
Вот в этом месте его глаза на долю секунды затуманились влагой, но только на долю секунды. В глубине души Алексей был фаталист. Он уже понимал, что все закончилось. И неожиданно увидел все происходящее как бы со стороны, откуда-то сверху, словно он уже умер, и душа его уже отлетела и смотрела на всех из-под потолка.
Тело его стало удивительно легким, голова пустой и веселой, как воздушный шарик. Он понял, что его никчемная жизнь завершилась. Она подошла к финишу в квартире прохиндея Вилли. Он загубил своих друзей, свою невесту и теперь уходит один. Вилли был не в счет. Он был чужой ему человек. Чужой и безразличный. Он уходил рядом, но с ним Алексею было скучно.
И наступило у него полное безразличие ко всему происходящему и к собственной судьбе.
Он отпивал мелкими глотками коньяк, наслаждаясь его вкусом, стараясь не смотреть на искаженную гримасой страха и какой-то дикой надежды, перепуганную физиономию Вилли. Тот трясущейся рукой неряшливо и торопливо вливал в себя коньяк, растекавшийся по губам и нервно вздрагивающему подбородку, ручейками затекая в раскрытый ворот рубахи, по горлу, по двигающемуся кадыку.
Глядя на эти темные струйки, Алексей неожиданно ярко представил себе, как полоснут Вилли по горлу ножом и что так же, как сейчас течет коньяк, побежит тугими струйками густая кровь.
Он поморщился и поставил на стол недопитый стакан.
- Ты что, торопишься? - спросил удивленно майор, пытливо стараясь своими зрачками через зрачки Алексея, войти ему в душу.
- Зря стараешься, майор, - чужим голосом сказал Алексей. - Там ТЕПЕРЬ холодно и совершенно пусто. Не на что там смотреть. ТАМ даже страх умер.
- Где? - переспросил растерявшийся майор.
- Ты сам знаешь, - голосом обозначил безразличную улыбку Алексей.
Майор знал, поэтому больше не переспрашивал. Он стоял, покусывая губу, и бросая короткие взгляды на Вилли, который все тянул и тянул свой бесконечный стакан с коньяком.
Все это происходило так невыносимо медленно, казалось, что это вообще никогда не кончится. Алексей хотел прикрикнуть на Вилли, поторопить, но глянул на него и брезгливо пожалел. Про себя он решил, что пускай ещё поживет несколько длинных, бесконечных, как нитка на катушке, секундочек. Все же Алексей чувствовал вину перед Вилли, к которому привел за собой Смерть.
Он посмотрел на Вилли, и тут же отвернулся. Он понял, что Вилли уже умер. Вряд ли этот человек с безумными глазами, поглощенный одной только мыслью: пить как можно дольше, мог называться живым. И если в душе Алексея умер страх, то в душе Вилли умерло все, кроме всепожирающего страха.
Алексей смотрел в стену и старался не слышать нервное бесконечное бульканье и причмокивание пьющего коньяк Вилли.
Вот в этот момент, когда никто этого не ждал, и раздался звонок в двери. Звонок был неожиданно резкий и громкий. Все в комнате, включая майора, вздрогнули от неожиданности и замерли в напряжении, глядя друг на друга.
И в этой напряженной тишине со звоном рассыпался ударившийся об пол стакан, выпавший из безвольных рук Вилли.
Майор сердито дернул тонкой ниточкой усов, подал Вилли знак рукой с появившимся в ней пистолетом, давая ему сигнал открыть двери.
Сам майор бесстрашно встал у него прямо за спиной, а один из бойцов сбоку от двери. Вилли открыл двери, на пороге стояла смазливая грудастая девица лет двадцати с небольшим.
Увидев в квартире военных, она опешила, затопталась на месте. Она не знала, что ей делать, вопросительно глядя на Вилли и ожидая от него подсказки. Майор сильно толкал его в спину пистолетом, но Вилли словно дара речи лишился. И вдруг, когда от него никто этого не ожидал, он бросился вперед, схватил девушку в охапку и бросил её на майора, с неожиданной проворностью выскакивая за двери.