Белая кобра

Пули ушли мимо, несмотря на то, что стрелял он почти в упор. Но тут же потащили пистолеты из карманов и остальные братки. Я рванул автомат с плеча, и направил его на стоявших передо мной Корнея и его охрану. Пистолеты остались в карманах, а стрелявший, когда ствол автомата почти уперся ему в живот, разжал пальцы и выронил пистолет на асфальт. Он, несмотря на косую сажень в плечах, был совсем ещё мальчишка. У него даже вместо щетины вился пушок на подбородке.

Братки Корнея остановились в растерянности, они явно не успевали достать оружие, а на них смотрел ствол моего «скорпиона». Но тут возле моих ног вонзилась в землю пуля. Я оглянулся и увидел, что огонь открыли братки из той группы, что огибала детскую площадку слева.

Они не придумали ничего лучше, чем открыть стрельбу через всю площадку, побежать сюда они побоялись. Им было наплевать, что это могло стоить жизни их стоявшим передо мной соратникам, черт бы с ними, пускай бы убивали своих подельников, обезопасив от них меня и все остальное человечество. Но они, стреляя через площадку, могли попасть в детей, которые оказывались на линии огня.

Один из них ещё раз пальнул через площадку, на которой уже поднялась паника, и двор наполнился детскими воплями и ревом. Я с ужасом представил себе, что будет, когда на эти вопли прибегут перепуганные мамаши и бабушки. А в том, что они прибегут, у меня не было никаких сомнений.

Оглянулся посмотреть, ушла ли Ира, и с удивлением увидел, что не ушла. Она неслась на длинных ногах навстречу палившим через сквер браткам, наперерез пулям, словно хотела прикрыть всех детей на площадке своим роскошным телом топ модели. Она беспорядочно размахивала в воздухе руками и кричала на них:

— Не стреляйте! Не стреляйте же, уроды! Здесь дети! Нельзя стрелять в детей!

Она все же поймала пулю, которая могла попасть в детей. И она упала, споткнувшись, ловя руками воздух, возле песочницы.

Это было уже слишком. Все. У меня остался с этими ублюдками только один разговор. Я поднял автомат, целясь в этих уродов, но вместо того, чтобы выдать бойкую очередь, затвор клацнул, сообщив мне, что патроны закончились.

Выругавшись, я отбросил никчемный автомат, и широкими шагами направился в подворотню, прямо на Корнея и его выдвинувшихся вперед охранников. И случилось странное: братки попятились. Вместо того, чтобы героически загораживать спинами своего пахана, они сами переместились ему за спину. Оробевший и растерявшийся от моего такого наглого поведения, Корней засвистел в два пальца, призывая на помощь остальных, и застрявшие во дворе братки бросились все же к подворотне.

А я тем временем подошел почти вплотную к Корнею и его охраннику и вполне мог пристрелил его охранников. С такого расстояния только этот молокосос, бросивший пистолет, мог промазать.

— Ну что, сукин сын? — прошипел я Корнею, испуганно прижавшемуся к стене, готовому вообще влезть в нее. — Страшно тебе? Тебе передали, паскуда, что я больше не буду вас оставлять в живых? Передали?

Корней судорожно сглотнул и кивнул. Я подошел к нему вплотную и приставил пистолет ему прямо под подбородок, задрав ему стволом голову. В его выпученных глазах визжал, кувыркался и корчился страх.

— Я не стану тебя убивать, — еле сдерживаясь, сказал я, и уточнил. Не радуйся, это только сегодня не стану. Я тебе кое-что расскажу, а убью я тебя после. Только так и знай, что убью я тебя обязательно. А пока слушай и запоминай.

Мне было что рассказать Корнею про майора. И я ему рассказал. Рассказал толково и кратко, прикрываясь им, как щитом, повернув его спиной к подошедшим браткам, которые так и не решились напасть на меня, пока я говорил с Корнеем.

Рассказал я ему все, что знал про майора, и все о чем догадывался. Я только не сказал Корнею, где деньги и наркотики. Деньги эти он не заслужил, за эти деньги кровью расплачивались, а наркотики они и есть наркотики. Нечего их отдавать обратно, ещё привезут.

Всё рассказав ему, я оставил его в живых, хотя больше всего на свете мне хотелось его убить. За Ирину.

Я не выдержал, и через плечо высокого Корнея взглянул на площадку, на которую уже сбегались люди. Я заметил, что Ирина, которую поддерживали под руку, встала с земли, и у меня с души камень упал. Если бы погибла ещё и Ирина, я вообще не знал бы как с этим мне жить дальше.

Корнею тоже очень хотелось убить меня. Не меньше, чем мне его. Я смотрел в пустые глаза Корнея. В глаза, налившиеся кровью, прищуренные, со зрачками, сузившимися до размера булавочной головки. Зрачками, в которых жила сконцентрированная ярость, бездонная, как глубина его темных зрачков.

Я заглянул в его глаза и теперь знал, какие глаза у меня. И я понял, что действительно убью майора.