Белая королева

— Тогда доверьтесь мне, — продолжал он, — и я даю вам свое честное слово, что ваш мальчик будет со мной и с ним ничего, обещаю вам, ничего плохого не случится. Я просто отведу его к старшему брату и стану оберегать обоих как зеницу ока. Вы не доверяете герцогу Ричарду, он вас тоже все время в чем-то подозревает, и для меня это чрезвычайно огорчительно. Впрочем, у вас, наверное, имеются на это свои личные причины. Но я готов поклясться: ни герцог Глостер и никто другой не причинит вашим мальчикам зла. Им будет обеспечена полная безопасность, и Эдуард вскоре станет коронованным королем Англии.

Я беспомощно вздохнула, делая вид, что просто ошеломлена его логикой.

— А если я все же откажусь?

Кардинал придвинулся ближе и прошептал:

— Боюсь, в таком случае он все же нарушит право убежища и выставит отсюда и вас, и ваших детей. И лорды, кстати, сочтут, что он прав. Никто из них не считает, что правы вы, раз желаете по-прежнему здесь оставаться. А значит, вас никто защищать не станет. Вы спрятались, но, увы, всего лишь в хрупкую раковину, а не в крепость с прочными стенами. Выпустите принца Ричарда, ваша милость, и они не будут больше вас беспокоить, даже если вы решите и впредь здесь находиться. Но если вы будете держать мальчика при себе — Ричард всех вас вытащит отсюда, словно пиявок из стеклянного кувшина. А может, и сам кувшин разобьет.

Елизавета, то и дело посматривавшая в окно, наклонилась к моему уху и тихо сообщила:

— Мама, там, на реке, сотни судов под флагом герцога Ричарда. Мы окружены.

На мгновение я перестала что-либо видеть перед собой — я не видела ни встревоженного лица кардинала, ни безжалостной физиономии Томаса Хауарда, никого из той полудюжины лордов, что явились с ними вместе. Передо мной возникло уже знакомое видение: мой муж с поднятым мечом входит в аббатство Тьюксбери, нарушив священное право убежища, и мне ясно, какая страшная опасность нависла над теми, кто спрятался в этом аббатстве. В тот день, сам того не осознавая, Эдуард уничтожил право своего сына на безопасное существование. Но я-то отлично это понимала и, слава богу, была ко всему готова.

Я поднесла к глазам носовой платок.

— Простите мне мою женскую слабость, — шмыгнула я, — но мне невыносима разлука с мальчиком. Нельзя ли все же пощадить нас и не отрывать его от моего сердца?

Кардинал ласково похлопал меня по руке.

— Он должен пойти с нами. Простите, ваша милость.

Я повернулась к дочери.

— Ступай приведи Ричарда, — попросила я.

Елизавета вышла — молча, с опущенной головой.

— Он не здоров, — обратилась я к кардиналу. — Следите за тем, чтобы ему непременно завязывали горло теплым шарфом.

— Доверьтесь мне, — ответил кардинал. — Я о нем позабочусь. Ничего плохого с ним не случится.

Елизавета вернулась с нашим подменышем, тем маленьким пажом, одетым в платье моего Ричарда. Шея его была замотана шарфом, полностью скрывавшим всю нижнюю часть лица. Когда я обняла пажа, он даже пахнул моим родным мальчиком. Я прижала его к себе и поцеловала в светловолосую макушку. Каким же хрупким показалось мне это тельце, совсем еще детское! Впрочем, держался мальчик храбро, как и подобает настоящему принцу. Елизавета отлично его научила.

— Ступай с богом, сынок, — напутствовала я. — Через несколько дней мы снова с тобой увидимся — во время коронации твоего брата.

— Да, матушка-королева, — отозвался он, точно маленький попугай повторяя то, что было велено.

Говорил он очень тихо, почти шептал, однако все прекрасно его расслышали.

Я взяла мальчика за руку и подвела к кардиналу. Он, правда, не раз видел Ричарда при дворе, но всегда на расстоянии, да и лицо маленького пажа было скрыто расшитой самоцветами шапкой и большим мягким шарфом.

— Вот вам мой сын. — Мой голос задрожал от волнения. — Вручаю его вам и надеюсь, что вы станете беречь и опекать его, как и его старшего брата. — Я повернулась к «Ричарду» и добавила: — Прощай, родной мой, да поможет тебе Бог!

Мальчик поднял ко мне свое личико, наполовину закрытое шарфом, и я, на мгновение ощутив прилив истинной любви и нежности, наклонилась и поцеловала его в теплую щечку. Я понимала, что, возможно, посылаю этого ребенка навстречу реальной опасности, подменяя им своего сына. На глазах у меня даже слезы выступили, когда я вложила его ладошку в большую теплую руку кардинала Бушера и сказала, наклоняясь над светловолосой головкой пажа:

— Прошу вас, милорд, храните моего сына. Храните как зеницу ока.

Затем мы некоторое время ждали, пока они, забрав мальчика, вереницей покинут комнату. Когда все ушли, в комнате еще долго витал запах чужих одежд, улицы, конского пота и сладостей — точно свежий ветер подул над нашим скошенным полем.

Елизавета повернулась ко мне. Лицо ее было бледно.

— Ты послала в Тауэр этого маленького пажа, решив, что нашему Ричарду туда отправляться небезопасно? — поинтересовалась она каким-то странным тоном.

— Да, — кивнула я.

— Значит, ты считаешь, что и Эдуарду может грозить опасность? — тем же утвердительным тоном осведомилась моя дочь.

— Не знаю. Да. Именно этого я боюсь.