Белая королева

Рождество мы встретили в убежище. Лондонские мясники прислали нам к столу жирного гуся. Мы с мальчиками и маленькой Елизаветой играли в карты, и уж я постаралась проиграть дочке серебряный шестипенсовик, так что она отправилась спать страшно гордая собой и совершенно уверенная, что стала настоящим игроком. Двенадцатую ночь мы тоже праздновали в убежище. Мы с мамой сочинили для детей пьеску и поставили настоящий спектакль с костюмами, масками и волшебными превращениями. Собственно, в основу представления была положена наша фамильная легенда о Мелюзине, прекрасной полуженщине-полурыбе, которую можно увидеть в лесных озерах и источниках и которая может выйти замуж за простого смертного, но только по большой любви. Я завернулась в простыню, завязанную внизу так, что получилось некое подобие хвоста, и распустила свои длинные волосы. Когда я «выходила из вод», то есть попросту поднималась с пола, девочки пришли в полный восторг и даже мальчики захлопали в ладоши. Затем появилась моя мать верхом на «лошади» — палке от метлы с надетой на нее бумажной лошадиной головой. Мать была в кожаном дублете, позаимствованном у нашего привратника, и в бумажной короне. Свою бабушку девочки вообще не узнали. Они смотрели наш спектакль с таким увлечением, словно мы — настоящие актеры, выступающие в знатнейших домах мира. В нашей пьесе говорилось о том, как смертный мужчина полюбил прекрасную женщину, оказавшуюся наполовину рыбой, и как он убедил ее покинуть свой лесной источник и попытать счастья в широком мире. Мы, правда, рассказали лишь первую половину легенды: как они стали жить вместе, она родила ему прекрасных детей и была с ним счастлива.

Разумеется, история на этом не кончалась, но тогда мне не хотелось думать, что все браки по любви завершаются разлукой, что и я, подобно Мелюзине, не могу жить в этой новой реальности, целиком созданной мужчинами. Я старалась не вспоминать о том, что Мелюзина, выйдя из своего озера, оказалась, по сути, заперта в замке своего рыцаря, как в темнице, — ведь я тогда скрывалась в своем убежище, и все мы, дочери Мелюзины, угодили в ловушку, поскольку не могли в этом мире по-настоящему оставаться собой.

Смертный муж любил Мелюзину, однако она по-прежнему была для него загадкой. Он не понимал природы Мелюзины, и ему не нравилось, что его жена скрывает некую тайну. Однажды он позволил своему гостю убедить себя в том, что за Мелюзиной стоит присматривать, а попросту шпионить, и спрятался за занавесями в ее купальном домике. И увидев, как Мелюзина ныряет и плавает в своем бассейне, как — о ужас! — блестит и переливается чешуя на ее теле, он понял: ее тайна в том, что хоть она и любит его всем сердцем, но все еще является полуженщиной-полурыбой. Этого рыцарь вынести не смог; но и Мелюзина ничего не могла с собой поделать: она оставалась той, какой и была создана. И муж бросил ее, поскольку в глубине души всегда боялся ее двойственной природы, совершенно не понимая, что таковы все женщины в мире, что женщины — существа особые. Рыцарю невыносимо было сознавать, что у Мелюзины есть иная, скрытая от него жизнь. На самом деле нестерпимым для него было то, что Мелюзине, женщине, подвластны такие глубины и такая мудрость, какие для него недоступны.