Белая королева для Наследника костей

Поездка так далеко от дома без сопровождения кажется настоящим безумием, но мне приятно это одиночество. Свежий снег хрустит под копытами лошади, где-то вдалеке слышится уханье совы. Зимняя ночь проникает в легкие, напоминает мне, что я — дочь этой земли.

Я останавливаю коня, приподнимаюсь в стременах и вдыхаю полной грудью.

А потом пускаю лошадь галопом.

Мне нужна эта бешеная скачка. Как тогда, в детстве, когда отец подарил мне коня и я, не удержавшись, тайком пробралась на конюшню. Тогда казалось, что меня даже ветер не догонит.

Чем дальше остается замок — тем больше злится погода. Снег становится густым, липнет к щекам. Пытаюсь смахивать его, но ничего не получается, я почти ослеплена. Пытаюсь придержать лошадь, но она будто взбесилась: рвется вперед и хрипит.

Я замечаю оленя лишь за миг до того, как конь становится на дыбы — и кубарем падаю в снег.

Глава десятая: Мьёль

Я и раньше частенько падала с лошади, но сейчас подъем дается с особенным трудом. Ноги вязнут в глубоком снегу, вокруг так темно, что я с трудом могу разобрать дорогу. Конь стоит рядом, качает головой и косится на меня с опаской, как будто это я виновата, что мы наткнулись на того оленя. Которого уже и след простыл.

Я закрываюсь от мыслей, что снова увидела лишь очень живую фантазию своего воображения. Слишком часто в последнее врезы я принимаю желаемое за действительное, обманываюсь, как неразумное дитя.

И все же что-то заставляет меня обернуться, посмотреть в самую чащу. Когда глаза привыкают к темноте, я вижу рассеянный дрожащий свет.

— Пойдем, — беру коня под уздцы и иду прямо на немой сигнал.

Это какое-то безумие: одной посреди ночи соваться в чащу, где волки — лишь беспомощные кролики в сравнении с куда более грозными существами. Но мне кажется, что этот олень, даже если он существовал лишь в моем воображении, был сигналом, причиной, которая остановила меня для чего-то важного. Для того, чтобы сейчас я шла на проклятый свет, словно безмозглый мотылек.

Шаг за шагом, вперед и вперед, я иду к своей цели. Где-то вдалеке раздается длинный волчий вой, но мне он не страшен. Куда сильнее пугает встреча с тем, кто или что скрывается за пеленой рассеянного света.

В округе мне знакомы каждый куст и каждое дерево, но эта чаща выглядит пугающе неизвестной. Деревья постепенно расступаются, превращая путаную тропинку в некое подобие дороги. Я вижу здесь еще чьи-то следы: крупные, явно мужские.

В конце концов дорожка выводит меня на полянку. И я наконец вижу источник света: это простой фонарь, и масла в нем так мало, что наверняка его забыли еще утром, или даже вчера. Он стоит на сложенных ладонях ледяной статуи, изображающей молодую женщину. Ее лицо так идеально выточено, что его реальность поражает меня до глубины души. Подхожу еще ближе, всматриваюсь в заледеневшую на ее лице растерянность. Она как будто спрятана там, под льдистой коркой, и если смотреть очень долго, то может даже показаться, что невидящий взгляд смотрит в ответ, а губы шепчут: «Королева мертвецов».

Я отмахиваюсь от этого безумия, осматриваюсь — и не могу подавить изумленный вздох. Здесь целый ледяной сад. Я вижу фигуры мужчин и женщин, и даже лошадей. Все они стоят по колено в снегу, застывшие в самых разнообразных позах. Мне хочется заглянуть в лицо каждому, поэтому я забираю фонарь их рук ледяной девы и медленно иду вперед. Они… такие настоящие. Хочется немедленно найти мастера, чья рука сотворила такое великолепие. По какой-то причине он пожелал спрятать его от посторонних глаз, позволив лишь лесу и небу, и лунному свету любоваться плодами своего искусства.

Не знаю, сколько времени проходит, прежде чем я понимаю, что ушла очень далеко от той поляны. Но ледяных фигур все не заканчиваются. Они прячутся за деревьями, за колючими кустарниками красной ягоды, около огромного заснеженного валуна. Я давно бросила попытку пересчитать всех по головам. Здесь несколько сотен — не меньше. И каждый индивидуален. Нет ни одного похожего лица.

Еще один волчий вой, теперь уже совсем рядом, заставляет меня оторваться от созерцания творения рук безымянного мастера. Где-то там остался мой конь, и я слышу его испуганное ржание. Нужно возвращаться.

Шорохи со всех сторон заставляют ускорить шаг. Несколько раз я отчетливо слышу, как кто-то идет за мной: под подошвами тяжелых сапог хрустит снег, сбивчивое дыхание почти касается моего затылка даже сквозь плащ. Убеждаю себя, что все это лишь плод моего воображения, приправленный одиночеством безлунной ночи, не оборачиваюсь и ускоряю шаги.

Падаю.