Белая королева для Наследника костей

Я подтягиваю к себе невидимую нить, сплетаю из нее лассо. Движения четкие, слаженные. Ошибаться нельзя. Тугая, почти невидимая плеть обвивается вокруг пасти вирма. Я дергаю, затягиваю петлю туже. Он брыкается, еще немного — и потянет меня следом. Шаг в Грезы — и темнота ласково обнимает меня. «Ты вернулся, вернулся…» — шепчет Поток. Отмахиваюсь, иду дальше — и выныриваю. Ледяной глаз вирма смотрит на меня с алчной злобой. Он знает, что проиграл, но он слишком большой и грозный, он должен сопротивляться, хоть петля причиняет ему нестерпимую боль. В том месте, где теургия касается чешуи, пролегли глубокие рытвины, треснула вековая броня, хлещет кровь. Ее горячий запах пьянит, я вдыхаю — и смеюсь.

Я безумец. Полный псих, как сказал бы мой брат Рунн.

Теургия резвится в ладони, тугими кольцами обвивает руку, тянет вперед. Кладу пальцы на вирма — и мысли взрываются от его агонии. Я не хочу затягивать пытку, но он слишком большой и потребуется время, чтобы яд проник в его кровь, распробовал угощение и превратил сердце в камень.

Минута, две. Вирм тяжело устало дышит, закрывает глаза и медленно проваливается в сон. Его сердце совершает еще несколько толчков и останавливается.

Я убираю руку, делаю глубокий вдох. Боль сочится у меня под кожей, теургия разрывает плоть, крошит кости, уничтожает душу. Нестерпимо болит голова: в виски будто постукивают злые молоточки. И голоса — они снова во мне. Шепчут, проклинают. «Убийца… убийца… скоро ты будешь наш». Я пожимаю плечами: нет смысла отпираться. Так и будет. Я бы не раздумывая отдал им всего себя, но еще слишком рано. Дэйн учил, что мужчина должен заканчивать то что начал, тем более если он увяз в войне.

Я поднимаю лицо, позволяю колючему снегу меня отрезвить. Дэйн, мой старший брат, лучший пример для подражания. Он отнял у меня Кровь богов — ту, что дарила тепло моей душе. Имею ли я право ненавидеть его?

Шаги по снегу: торопливые, частые. Это Мьёль, я достаточно хорошо выучил ее повадки — так здесь не ходит никто.

— Разве ты не должна прятаться в замке вместе с женщинами и детьми? — Вряд ли она ответит.

В голубых глазах плещется тревога. Неужели она в самом деле волновалась за мою жизнь?

— Ты безумен, — говорит Белая королева и ее ярость хлещет меня по щекам. — Если бы он убил тебя, то потом убил бы всех нас!

— Уверяю, моя королева, я не собирался умирать сейчас.

— Ты не мог этого знать.

— Иногда для победы достаточно просто верить, что все получится.

Мне нравится смотреть, как ее злость растворяется в недоумении. Она растеряна, встревожена, обескуражена. Я смакую этот изысканный букет эмоций.

— Ты убил вирма. В одиночку. — Мьёль переводит взгляд на окаменевшую тушу.

— В этом нет большого мастерства, моя королева. Убить дракона — не великая победа.

— А в чем же мастерство?

Она дрожит, зябко потирает плечи и нарочно избегает смотреть на мои руки. Сейчас, когда теургии во мне пополам с кровью, вены вздыбились и стали совсем черными. То еще отвратное зрелище.

Пора заканчивать, пока головная боль не стала слишком сильной. Я грустно улыбаюсь: слишком самонадеянно было ступать в Грезы. Поток проснулся, нашел меня снова и теперь останется до конца. Вот он — мой многоголосый непримиримый судья.

— Мастерство в том, чтобы его оживить, — говорю я и вновь прикладываю ладонь к туше.

Нужно собрать все силы, чтобы ударить достаточно сильно, разбить скорлупу, из которой переродиться вирм. Еще немного теургии, иначе ничего не получится. Это жжет, словно соль в свежую рану.

Трещины расползаются по камню, словно змейки. Я нажимаю еще сильнее, пока в ладонь не отдает первый четкий и ровный удар вновь ожившего, но теперь навеки каменного сердца.

Перед глазами все плывет, я слепо шарю по воздуху в поисках поддержки — и резкая боль простреливает от плеча до самого затылка.

Мьёль, словно нож, держит осколок, который только что выдернула из моего плеча. Плачет, и стужа превращает ее слезы в лунные камешки на щеках.

— Ненавижу тебя, — шепчет она, приближаясь. — Убийца.

Стекло касается моего горла ровно посередине. Мне все тяжелее стоять, ноги подкашиваются. Пульса почти нет.

Белая королева обхватила стекло слишком сильно — кровь сочится по ее ладони, падает в снег, смешивается с моей, которая хлещет из плеча. Сейчас мне не справиться с этой раной.

— Выше, — говорю я в злые глаза своей нелюбящей жены. — Здесь тебе не хватит силы.

Она моргает — и плачет еще сильнее.

«Нет!» — приказываю я Кэри, чья тень уже занесла кинжал для смертельного удара в спину.

«Она желает тебе смерти и так будет всегда!» — шипит моя верная тень, но замирает с занесенной рукой.

«Как и многие».

— Будь ты проклят, — доносится до меня дрожащий шепот Белой королевы. Не злой — обреченный.

— Я уже проклят, Мьёль.

И меня принимает благословенная тишина.

Глава третья: Мьёль

Он падает на снег прямо к моим ногам, как срубленное дерево.

Я не смогла. Была так близко, только протяни руку, сделай один разрез — и мой народ избавится от тирана. Будь моя воля сильнее, Северные просторы стали бы свободными.